"Анатолий Бакуменко. Придурок " - читать интересную книгу автора

времени, очень поздно: было ему в то время лет двадцать уже. И не он
выбирал - выбрали его.
Подругу звали Лиза, она была уже старухой по возрасту - было ей лет
двадцать шесть, и он сразу понял, что это она - та, с которой он будет
спать, но это его не взволновало. Он просто спокойно воспринял это. Как
должное быть. Бывало, его интересовали девчонки, от некоторых он не мог глаз
отвести - так они были хороши, некоторых он разглядывал по-другому, ощущая в
них не красоту или привлекательность лица или манер, а нечто другое, он
понимал возбуждение в себе, это было и приятно, но и стыдно почему-то, и он
взглядывал на них вроде случайно, скользнув глазами, случайно вроде...
Была ли Лиза красивой - он не знал. Она его не возбуждала, как те
случайные для глаза девицы - она воспринималась спокойно. Лиза жила на самой
окраине города, где-то на улице Серова в угловом домишке с палисадником за
забором из штакетника. В этом палисаднике росли фиолетовые душно пахнущие
пионы, а за домишкой угадывался маленький огородик, сотки на две. У нее была
отдельная комнатка, две полочки с несколькими книжечками, и настольная лампа
на столике создавала уют, который можно было бы назвать интимным. Лиза
любила стихи Сильвы Капутикян, но, хоть убей, ни одной строчки не удержалось
в голове, хотя Лиза читала и не по одному разу и поводу стихи любимой
поэтессы.
Проворов в то время работал конструктором в техотделе, конструктором по
прессформам, и книги читал только по специальности своей узкой, потому что к
тому времени уже бросил, увлеченный своими "мычалками", механический
факультет лесотехнического института. Чтобы учиться, нужно было отвлечься от
вечного движения своих дум, а он в какой-то момент не смог этого сделать, и
судьба в очередной раз наказала его - он оказался отчислен. И пришлось
осваивать что-то, какую-то специальность, к которой, он это знал заранее, к
которой душа его не лежала. Не было в душе его места для этой специальности,
но он ее освоил и все делал так, как надо. Все делал так, как делали другие,
и нисколько не хуже, скажу я вам. Да, а иных книг он так еще и не научился
читать. Не было, не возникало в нем такого желания или... потребности, что
ли. Поэтому, может, и Сильву эту не заметил и не запомнил. Может, и про Лизу
потому ничего не понял...
Она работала монтажницей в "почтовом ящике". У нее был высокий лоб и
огромные глаза. И брови словно выщипаны и изогнуты дугой, а на голове волосы
уложены копной, как у Бриджид Бардо в "Бабетта идет на войну", но,
оказалось, что это вовсе не начес, хотя и выглядело словно головка тюльпана,
которая вдруг развалилась от движения ее руки и хлынула через левое плечо
потоком, прикрывая левую грудь и живот. Он никогда не видел такого, да и где
и когда мог он такое увидеть, где? - спрошу я вас. Грудь ее, грудь ее была
невероятно хороша. На ум приходит только одно сравнение, вернее не
сравнение, а видение, словно наяву вижу две тугие матовые мордочки, на
пяточках которых напряглись два светящихся, два оттопыренных соска. И эти
мордочки словно отвернулись друг от друга, смотрят словно в разные стороны.
А живот не плоский и не вислый от жизненного жира, а чуть-чуть, в самый что
ни на есть раз, прикруглен жирком подкожным, и мысочек под лобком очень
аккуратный, опрятный. Вот, подобрал слово, наконец, чтобы сказать о Лизе то,
что думаю я о ней сейчас: она была у-ю-т-н-о-й, домашней, она уютной была.
Когда Проворов увидел ее обнаженной, он не думал о том, красивая она
или нет, и вовсе не любовался ей. Он думал глупость и эту глупость сказал: