"Дмитрий Михайлович Балашов. Великий стол (Роман, Государи московские, 2)" - читать интересную книгу автора

быть может, и по-другому пошли мысли у старого князя. Но мать давно уже
упокоилась, давно уже забылись гордые надежды дочери Данииловой, давно уже
потишел нравом и сам Михаил, сын покойного мятежного брата Невского.
Почитай полвека прошло со смерти отца, со смерти надежд великих... Михаил
вздохнул, поглядел в узкое окошко, прорубленное прямь на луговую низкую
сторону, где сейчас мирно копались на огородах бабы, а дальше, по-за
огородами и оградами пригородных монастырей, подступало к Суздалю золотое
море хлебов, поднял очи на жаркое июльское небо, подумал о скорой жатве,
поглядел на руки свои, в узлах взбухших вен, в коричневых пятнах старости,
и медленно покачал головой. Прокашлявшись, подвинул к себе налой, достал
вощаницы и костяное писало. Хмурясь, стал сочинять послание двоюродному
брату, Михаилу Ярославнчу Тверскому, называя его старшим в роде и уступая
тем самым великий стол владимирский, а для себя прося лишь только Нижний
Новгород - некогда отобранный у суздальских князей Ярославом Тверским,
тогдашним великим князем, ныне выморочный город, - понеже у покойного
Андрея Городецкого не осталось наследников...
Послание это затем перебеливал гусиным пером на дорогом пергамене
княжеский духовник, и, едва просохли чернила, скорый гонец, меняя коней,
вровень с ветром помчал в неблизкую Тверь. И это была первая весть к
Михайле Тверскому, - едва не обогнавшая известие о смерти князя Андрея, -
первая весть о власти и признании его старейшим во Владимирской земле. А
кроме суздальского князя ни у кого и прав на владимирский стол больше не
оставалось. Данила умер, не побывав на великом столе, и дети его поэтому
вовсе лишались, по закону, даже на будущее права на великое княжение
владимирское.
Михаил Ярославич по совету бояр и матери, Ксении, и по своему разуму
(<каждый да держит отчину свою>) согласился воротить Нижний суздальскому
князю и тем принял предложение стола от Михайлы Андреича.
Стародубский князь, Иван-Каллистрат, из своего гнезда на Клязьме
прислал тоже с поминками, называя Михаила великим князем. Ярослав Дмитрич
Юрьевский тоже поздравил Михаила Тверского с владимирским столом.
Ярославские князья, Давыд и Константин Федоровичи, сами не хотели, да и не
могли спорить с Тверью. Не так прочно еще и сидели на своих-то столах, тем
паче что ни в Ярославле, ни в иных градах еще не забылись пакости их отца,
покойного Федора Ростиславича... Константин Борисович Ростовский,
престарелый князь, многократно обиженный и Андреем и переяславскими
володетелями, а теперь и Юрием Московским, тоже, помыслив, высказался за
Михаила Тверского. Белозерские князья - те и подавно не думали спорить
противу Твери.
А паче всего - земля, уставшая от смут и споров, хотела Михаила. Не
забыла земля, что десять лет назад, во время страшной Дюденевой рати -
только десять летов и прошло с той поры! - одна Тверь устояла, неподдалась
татарам. О том говорили в избах и теремах, по монастырским кельям и на
площадях торговых: <Тверь!> И купцам, почуявшим, что с тверским князем и
им корысть немалая (да и Новгород поприжать! Тверичам, тем паче всего
костью в горле стал ходовой и тороватый новгородский гость), и черному
народу, досыти толковавшему ныне о памятной, той, недавней тверской
защите, о даровом хлебе, что раздавала Ксения, о юном князе, что пробился
сквозь заставы татарские, о том, что сам Дюдень в те поры испугался
Михайлы Тверского, - всем полюби приходило одно. Толковали, приступая к