"Дмитрий Михайлович Балашов. Ветер времени (Роман, Государи московские 5)" - читать интересную книгу автора

побежит в панике огромное рыцарское войско и сам король Иоанн Добрый
попадет в плен к англичанам, - даже и независимость свою. А там уже
наступит такое, с чем не в силах будут совладать ни король, ни папа,
засевший в Авиньоне, ни англичане, ни ополчения вольных городов, и уже не
за горами Жакерия, разбойничьи походы вдоль и поперек Франции и резня,
резня, резня, при которой любые усилия власти, любые заботы о грядущей
судьбе государств - та же помощь обреченному Константинополю - станут
дымом, химерою, несбыточною мечтою политиков и папских прелатов.
Вихрь рушит с трудами созданный и казавшийся еще недавно прочным мир,
и только здесь, на Руси Владимирской, еще стоит, еще хранит себя неверная,
грозно означенная неспокойно вздыбленными (все ближе и ближе!) окраинами
тишина.


I

НА МОСКВЕ

Весной по Москве собирали вытаивавшие из сугробов трупы. Черные,
полуразложившиеся тела, застывшие в корчах, в которые бросала их зимою под
вой метели <черная смерть>, были страшны. Откуда прибрел, харкая кровью,
тот или иной селянин, нынче было никому не ведомо. Мертвецов хоронили
безымянными, в общих скудельницах. Всех вместе и отпевали. Над Москвою,
над Кремником тек непрестанный погребальный звон.
С оттепелью мор усилил вновь. Люди падали в церквах во время службы.
И как-то уже притупело у всех. Не было того, летошнего, темного ужаса. Не
разбегались, не шарахали посторонь. Отворачивая лица, подымали, выносили
усопших. Каждый знал, ведал: завтра возможет приспеть и его час. И
все-таки, когда летом в обезлюженной, пустынной Москве пронесся слух, что
занемог старый тысяцкий Василий Протасьич, злая весть всколыхнула весь
посад. Город, упрямо державшийся, невзирая ни на что, до сих пор, разом
осиротел. Тьмочисленные толпы, небрегая заразой, потекли в Кремник, к
высокому терему Вельяминовых.


Жара. Пыль в улицах стоит неподвижными дымными столбами. Отсеялись,
надо косить. Никита вышел за ворота, постоял, сплевывая. Не парень, мужик
уже! Нераспробованная вдосталь Надюха напомнилась до беды. Все стеснялась
еще, как девка... В одночасье свернуло <черною смертью>, пока ездил в
Красное... И ладно, что не зрел мертвую! Досыти нагляделся их,
почернелых... И все блазнит, словно выйдет из-за угла с обведенными тенью
ждущими, сияющими глазами и, теряя дыхание, безвольно роняя косы, растает
в его руках...
По улице от Неглинной несли гроб - а не думалось. Горячий весенний
дух бродил в крови. Колокола звонят и звонят: вымирает Москва! А бабы -
как шалые. Мор пройдет, дак нарожают того боле!
Матка, исхудалая, присмиревшая в выморенном доме, выкатила за порог.
- Никиша! Пойдешь ли снидать? - нерешительно позвала.
<Сдохла бы, что ли, заместо Любавы! Пятерых в землю проводила, а сама
жива, падина!> - зло подумал о матери, переведя плечьми. Род! Ихний,