"Дмитрий Михайлович Балашов. Отречение (Роман) (Государи московские; 6)" - читать интересную книгу автора

кипчакам, рекомым половцам. Хотя Мамай и стал темником и зятем, "гургеном"
хана Бердибека, но можешь ли ты обещать, что его поддержит вся степь?
- Хан - Абдулла! - чуть растерянно отвечает посол, не ведавший, что
главный русский поп помнит монгольские кровные счеты полуторавековой
давности.
- На Русь надвигается черная смерть! - сурово, выпрямляясь в кресле,
говорит Алексий. - Смерды погибнут, кто будет давать серебро? Русь не
может платить прежнюю дань! Хан Мурад обещает сбавить нам выход!
(Мурад, получивший ныне едва ли не вдвое, ничего подобного не обещал,
но Алексий ведает, что говорит. Раз Мамай сам посылает посла, значит,
положение его безвыходное).
- Мамай... хан... Тоже сбавит... Может сбавить дань! - поправляется
посол. (Ничего подобного Мамай ему не говорил, отправляя к Алексию).
Алексий удоволенно склоняет голову. О размере выхода речь еще
впереди, и будет она вестись уже с другим послом. Важно только, чтобы
Мамай понял, чего от него хотят.
- Я передам твои слова хану Аблулле и Мамаю, - говорит посол, думая,
что прием подходит к концу.
- Это еще не все! - продолжает Алексий не двигаясь, и посол плотнее
усаживается в кресле, ожидая начала торга. Однако русский поп вновь
озадачивает его. Он просит совсем об ином. Ему, оказывается, надо, чтобы в
грамоте, которую дадут на великое княжение московскому князю, было
указано, что город Владимир и вся волость великого княжения являются
вотчиною московского князя.
"Вотчина" у русских - это улус, наследственное, родовое владение.
Московские князья владели великим столом уже три поколения подряд, со дня
гибели тверского коназа Александра, и теперь хотят, чтобы это было указано
в грамоте. Очень хотят. Это их непременное условие.
- Тогда никакой другой хан не сможет давать ярлыки на великое
княжение иным русским князьям, - объясняет Алексий послу, словно
маленькому. - Будет один московский князь, и у вас будет один... Мамай. -
Имя всесильного темника Алексий произносит чуть помедлив, дабы посол
понял, что про ставленного Мамаем хана Абдуллу ему известно решительно
все. - И тогда не станет никаких споров здесь, на Руси, и мы сможем
собирать выход со всех и давать серебро Орде, Мамаевой Орде! - Он и опять
намеренно не называет хана Абдуллу.
Посол слушает, запоминает, кивает головой. Ему кажется последнее
требование русского попа справедливым (несправедливым - первое). И таким
же покажется оно Мамаю, озабоченному пока лишь тем, как ему одолеть
Мурада, и мало дающему чести каким бы то ни было грамотам. Пусть
московский князь считает великое княжение своею вотчиной, лишь бы платил
дань!
Татар отпускают через два дня, щедро одарив. Каждый из воинов
получает новую шубу и сапоги, посол к тому же - связку соболей и
серебряный ковш с бирюзою. Татары, вновь собранные вместе, садятся на
коней, и скоро их отороченные мехом островерхие шапки исчезают в белом
дыму начавшегося снегопада.
И один только Алексий, ведает в этот час, чего он попросил у Мамая и
с чем так легко согласился татарский посол.
Ибо волость великого княжения никогда доселе не была и не могла быть