"Дмитрий Михайлович Балашов. Отречение (Роман) (Государи московские; 6)" - читать интересную книгу автора

до того, что потемнело в глазах, и тем паче ощутил, что ничего, ровно
ничего не было ни содеяно, ни сказано! И о киличеях, что привезли ярлык на
великое княжение юному Дмитрию Московскому, князь узнал много спустя, уже
во Владимире, но, сопоставляя и обмысливая события, понял, что Алексий
знал об этом еще тогда, зараньше, и, поднося крест к губам суздальского
князя, уже отстранял его мысленно от вышней власти в русской земле.
Узнав о "предательстве" москвичей и Мурута, Дмитрий Константиныч, по
обыкновению своему, вскипел и отказался исполнить ханское повеление. Из
Суздаля и других городов спешно подтягивались рати, сам князь во главе
дружин двинулся в Переяславль. Но тут вот и обнаружилось все, что лишь
смутно брезжило доднесь. Кострома отказалась прислать ратную силу вовсе.
Ростовский, дмитровский, стародубский и ярославский князья сами не сумели
или не восхотели выставить значительных сил, и Борис из Городца прислал
тоже невеликую дружину. Запаздывали полки из Нижнего. Владимирская рать,
едва князь покинул город, перестала собираться вовсе, а кмети отай начали
расползаться по домам.
В Переяславле князь Дмитрий не встретил поддержки ни у кого. Горожане
бежали вон из города, а боярские дружины совокуплялись на той стороне, за
Весками, ожидая подхода московской силы, дабы тотчас перекинуться на
сторону законного князя.
После небольших стычек с передовыми разъездами москвичей Дмитрий
Константиныч, поостыв, понял, что ему не устоять (а быть заперту во
враждебном Переяславле ему и вовсе не хотелось!), и начал оттягивать рати
к Владимиру. В голове у матерого и нравного суздальского князя все еще не
умещалось, как возможно уступить престол ребенку, получившему ярлык от
хана-чужака, коего не сегодня-завтра сами татары спихнут со стола! Но
когда из лесов начали выходить полк за полком и стылая, едва укрытая
снегом земля задрожала от гула ратей, от топота множества конских копыт,
Дмитрий понял, что и тут ему не устоять. Он похотел было затвориться во
Владимире. На помочь ему подошла нижегородская рать, но, сметя силы, оба
князя, он и Андрей, поняли, что Владимира им тоже не удержать.
Андрей, простившись с коня - оба уже были верхами, отбыл в Нижний
крепить рубежи княжества, а Дмитрий, нахохленный и окончательно
растерявший веру в свою удачу, отступил к Суздалю.
Полки редели на глазах. Ушел ярославский князь, за ним стародубский и
дмитровский. Константин Василич Ростовский, худой, замученный, зябко
горбатясь на коне, жалко взглядывал на Дмитрия, всем видом показывая, что
и он тут только из старой дружбы с покойным родителем суздальского князя,
а ни сил, ни желания спорить с московитом у него давно уже не осталось.
В Суздале, куда откатилась рать, разом не хватило хором, снеди, дров,
овса и ячменя для коней. Когда на второй день в оснеженном поле показались
муравьиными чередами тьмочисленные полки москвичей, Дмитрий Константиныч
окончательно пал духом и выслал на переговоры бояр, отрекаясь от великого
стола и прося в ответ не разорять Суздальской волости.
Он стоял на стрельнице городовой стены, не чуя холодного ветра, не
чуя злых слез на глазах, стоял, застыв от унижения и злобы, поруганный,
преданный и проданный ханом, боярами, городами Владимирской земли, и все
еще не понимал до конца, не хотел и не мог поверить, что все кончено и
дальнейший спор с Москвою уже не приведет ни к чему, ибо земля
отворотилась от него.