"Дмитрий Михайлович Балашов. Отречение (Роман) (Государи московские; 6)" - читать интересную книгу автора


В Переяславле князь на сей раз задержался от Воздвижения и до самого
Покрова. Уряжал споры боярские, вытребовал задержанные было дани с Москвы.
Пытался вкупе и поодину толковать с боярами. Но тут, в Переяславле, стена
перед ним была паче, чем в Костроме. Самыми сильными вотчинниками в округе
были Акинфичи. Владимир Иваныч, второй сын Ивана Акинфова, сидел тут,
почитай, безвылазно на отчих поместьях, а иные села имел под Владимиром, и
князь едва сдержал себя, в гневе похотев было наложить руку на
владимирские вотчины упрямого боярина.
Лишь сын убитого на Москве Алексея Хвоста, Василий Алексеич Хвостов,
угодливо улыбаясь, проговорил ему наедине после очередной пустопорожней
думы с местными боярами:
- Посиди на столе подоле, князь, вси твои будем! - и Дмитрий
Константиныч неволею проник в правоту боярских слов. Против полувекового
московского управления городом его неполных два года пребывания на
владимирском столе весили совсем немного! Впрочем, этот боярин, сын
убитого врага Вельяминовых, кажется, готов был бы и перекинуться на
сторону иного князя...
Осень уже сушила дороги, близили зимние холода.
На Покров была торжественная служба в соборе, служить которую должен
был сам митрополит. Еще и потому не удавалось ничего толком Дмитрию
Суздальскому в Переяславле, что Алексий содеял город сей своею
некоронованной столицей и пребывал тут чаще, чем во Владимире и даже чем в
Москве.
Неподалеку от Переяславля находилась и обитель чтимого московского
игумена Сергия, которого, много слышав о нем, князь едва не порешил
навестить, чему, однако, Алексий уклонливо воспротивил, объяснив, что по
осени дороги туда для князя с дружиною непроходны, а сам игумен отбыл ныне
в иную обитель, на Киржаче. Вызвать же игумена оттоле в Переяславль он не
похотел тоже...
Служба была долгою и торжественной.
"Величаем тя, пресвятая Дево, и чтим Покров твой честный, тя бо виде
святый Андрей на воздусе, за ны Христу молящуся", - пел хор.
В каменном, Юрием Долгоруким строенном соборе, все еще незримо
хранящем отсвет великой киевской старины (хоть и выгорал не раз, и
ограбляем бывал паки и паки от иноверных), стоял пар от соединенного
дыхания прихожан. Густой дух свечного пламени и ладана насыщал воздух. Вся
переяславская господа - нарочитые мужи из бояр, гостей, посада - собралась
здесь и стояла сейчас слитной толпою, подпевая могучему хору, а в
перерывах вполгласа обсуждая облик нового великого князя и наряды
нарочитых боярынь.
Дмитрий Константиныч стоял прямой, высокий, истово слушая праздничную
литию, и осенял себя крестным знамением, и кланялся, строго блюдя чин
церковный. На благословении первый, твердо отметя взором прочих и широко
ступая на голенастых сухих ногах, подошел ко кресту и тут вот, целуя
крест, узрел направленный на него темно-блестящий напряженный взор
Алексия. Взор охотника, подстерегшего жертву свою. Это был миг, одно
мгновение только, но оно поведало князю больше, чем тьмы сказанных слов.
Деревянно шагая к чаше с церковной запивкою и беря в рот кусочек
нарезанной просфоры, князь ощутил попеременно страх, ужас, ярость и гнев