"Дмитрий Михайлович Балашов. Отречение (Роман) (Государи московские; 6)" - читать интересную книгу автора

печь.
- Давай! - коротко бросил Митюх. Враз шибануло хмельным сытным духом
горячего ржаного хлеба. Митюх втянул носом, поддел деревянным п╕клом
ковригу хлеба, прикинул, обжигаясь, надломил, понюхал, шваркнул удоволенно
на выскобленный добела стол и принялся ловко кидать горячие ковриги одну
за одной, высвобождая нутро печи для нового замеса, морщась от жара, с
удовольствием на потном лице: своя была работа! В Новом Городе был он
когда-то пекарем, хозяином был, да разорился после пожара, поправиться не
сумел, и вот... Дрался, грабил, не робел на борони, но счастлив был
по-правдошнему только тогда, когда пек хлеб, и радовался, когда его печево
хвалили, пуще ратной удачи...
Крень скоро почуял, что весь взопрел. Он отлепился от стены и с
краюхой горячего хлеба в руке вышел опять на улицу.
Купец, так и не купивший девку, уже сбирался отъезжать и сейчас
торочил попону, вдевал железо в губы коню. Тонконогий караковый жеребец -
не конь, загляденье! - злился, мотал мордой, перебирал ладными коваными
копытами. Купец справился наконец, ввалился в щегольские красные, с резным
набором на задке санки, едва удерживая понесшего коня. Жеребец рванул в
сторону, грудью вспахивая снег, понес по целине, дугою огибая все
новогородское строение, сделал глубокую промятину возле хором, вынес купца
на торную дорогу и понес скачью, кидая позадь себя комья снега из-под
копыт. Нездило Окинфич, полуобернувшись, кивнул на прощанье Креню и,
плотнее всев в сани, подобрал вожжи. Ездить купчина умел.
Крень с легкою завистью проводил глазами торгового гостя, любуясь
жеребцом. Вот бы такого с собой увести! Да по Нову Городу! Да в таковых же
и санках с ковром персидским!
Дверь молодечной вновь хлопнула с треском. На снег распояскою
вывалился Еска Ляд, шагнул, черпанул пригоршню снегу, стал сильно
растирать шею и лицо. Подошел ко Креню. Морда у Ески была на удивленье
хмурая, и глядел он смутно, не то с перепою, не то с какого зла.
- Слышь! - выдохнул он, останавливаясь около приятеля. - Недобро
цегой-то! Не по-люби мне гость-от! Словно не бабу купляет, а нас всих
вместе с ей! - Положил тяжелую лапу на плечо Креня: - Припозднились
тутотка!
- Ницьто! - отверг Крень, весь еще во власти давешней хмельной
радости. Приобнял приятеля: - Не сумуй! Расторгуемси - и до дому!
- А я бы, - сказал Ляд твердо и зло, - нонешней ноцью в путь
поднялси!
- Не расторговались, поди-ко? - удивился Крень.
- На кой и товар! Чо ли мало серебра взято у бесермен?!
- Да ты цьто? - всерьез обеспокоился Гридя.
Еска Ляд постоял, втянул широким носом морозную речную сырь, точно
матерый травленый волк, глянул потухло и угрюмо, помолчал, выдохнул:
- Чую! Да и купечь провралси: великий князь на Костроме!
- Да и чо?
- Что?! Великий князь, Митрий Кстиныч, дура! Цего ему делать-то тута?
А у нас и молодчов не соберешь, иные под Ярославль ушли, кто под Нижним
зимует, а кто под Угличем... Тутотка и народу, гля-ко, горсть! Коли цьто,
и не отбитьце будет!
Крень мотнул башкой (кружило голову, перепил, ох и перепил хмельной