"Дмитрий Михайлович Балашов. Отречение (Роман) (Государи московские; 6)" - читать интересную книгу автора

серебра. Хозяин полонянки, Мизгирь, горячился, требовал три; по правде, и
девки было ему жаль, горяча оказалась на любовь татарка, да ведь не везти
ж ее с собою в Новгород! Полон торопились они распродать поскорее, иных
ясырей и ясырок отдавали совсем задешево, лишь бы сбыть с рук: не ровен
час, беда какая нагрянет, а уж серебро, зашитое в пояс, оно и не сбежит, и
есть не запросит, а погинет разве с хозяином своим.
- Не уступай, Пеша! - гремели Мизгирю из-за стола.
- Да ты покажь, покажь девку-то! Разоболоки донага да яви, цто у ей в
каком мести! Купечь, поди-тко, и не видал есчо!
- А не то давай, за рупь серебра я и сам ее у тя купляю! - басовито
выкликнул статный широкогрудый Фома, обнимавший разом двух татарок, почти
исчезнувших под его могучими дланями. Девка, зарумянясь, стрельнула глазом
в сторону богатыря, видно, не прочь была бы и сама перейти к могутному
новогородцу. Впрочем, из-за баб тут не спорили. Хватало. Да и верно, домой
в Новгород этой сласти не увезешь!
Гридя, вышедший из хоромины, когда торг был в самом разгаре, качнулся
с носка на пятку. За спиною из полуприкрытой двери долетали гром, выкрики,
хохот и свист.
"Какой голью перекатной были, почитай, едва не все молодчи в
Господине Великом Нове Городи! А теперича! Ослабла Орда! Допрежь, при
Чанибеке-царе, рази ж бы отважились на такое? Ни в жисть! Наши на Волге!
Наши! Новогородчи! Что там югра да дикая лопь! Все бесерменски грады
торговые, стойно девке той, ждут нашего приходу! Теперь бей, лови удачу!
Даст Бог час, и Сарай возьмем!" - пообещал он кому-то в стынь речного
окоема. Ширило силою, плечи аж распирало удалью и хмелевым счастьем.
- И-и-эх! Охо-хо-хо-хо! - вновь прокричал Крень, будя морозную
пустоту. Эхо отскочило от стены далекого бора, воротилось к нему.
"Скатать, что ли, в город? Себя потешить, людей посмотреть!
Княжеборцы, псы, не привязались бы невзначай! - остерег себя. А все одно
удача плескала отвагою в сердце, кружило пуще хмеля, распирало
грудь. - Собратьце всема - что Жукотин! Любой град ордынский, скажи, взяли
б на щит!"
Вспомнил, как лезли, осатанев, по валу, как сам свалил двух
татаринов, как бежало вс╕ и вся, метались по городу ополоумевшие бабы,
мычал и блеял скот, пылали магазины ордынских гостей, из которых через
расхристанные, сорванные с петель двери выносили поставы сукон, шелка,
тафты и парчи, охапками выбрасывали связки бобровых, рысьих, куньих мехов,
белки и дорогого сибирского соболя, мешки имбиря, гвоздики, изюма, как
пиво из разбитых бочек текло по улицам... Эх, и знатно погуляла в Жукотине
славная новогородская вольница! Девок, что распродают теперь своим и
персидским гостям, гнали целым табуном, ясырей навязали - стадо! Татары в
ужасе разбегались по кустам, сдавались без бою. Сам князь жукотинский едва
утек от новогородских рогатин и засапожников - знатная была гульба!
Гридя пошел, покачивая плечами, сам еще не зная куда. На задах
отворотил рожу от татарки, присевшей, подобрав подол... Завернул к
поварне. Толкнув набухшую дверь, сунулся в жар и темноту, чуть
разбавленную пляшущим огоньком сальника. Со свету, ослепнув, не очень и
понял, что происходит тут.
Митюх с двумя ясырями-подручными (один из них месил тесто) хлопотал у
печи. Креню кивнул, не прерывая работы: миг был торжественный - открывали