"Дмитрий Балашов. Святая Русь. (Кн.1, части 1 - 4) (Роман, Государи московские; 7)" - читать интересную книгу автора

и Ильяс-Ходжа отступил со срамом, потеряв три четверти своей конницы.
И что же содеял Хусейн после этого? Заманив вождей сарбадаров к себе
в лагерь, поволок всех на плаху! Он, Тимур, выпрашивал жизнь Мавлоно-заде
на ступенях виселицы! Ученые люди далеко не все храбры, а храбрые воины
редко бывают учеными. Таких людей, как Мавлоно-заде, надлежит беречь!
Пощадив молодого вождя, он, Тимур, купил себе дружбу и поддержку святых
мужей - казы, улемов, шейхов, суфиев и муфтиев, без которых можно
совершать подвиги, но нельзя удержать власть, чего Хусейн тоже не понимал!


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тимур приподнялся на локте, потом, скрипнув зубами, встал. Он
ненавидел ее, эту постоянную боль в ноге, в которой опять же был виноват
Хусейн! Это Хусейн тогда, в Сеистане, втянул его в ночной грабеж, в
котором он оказался изувечен, избит до полусмерти и брошен с поврежденным
бедром, коленом и правой рукой, на которой с тех пор не работает
скрюченный указательный палец. Оттого он теперь не может писать, а они
слагают легенды о его неграмотности! Хотя он сам проверяет грамоты писцов,
сам и читает важные письма. Слава Аллаху, рука, сросшаяся в локте,
по-прежнему крепко держит саблю, а согнутая в колене правая нога уверенно
упирается в стремя коня. Эмир, воины которого так обошлись с ним, Тимуром,
заплатит смертью! Обид своих он, Тимур, не прощает никому!
Днем верхом в походах боль почти не чуялась. Но в ночной тишине боль
возвращалась, не давая спать, заставляя думать... Он прошел, чуть
прихрамывая, неслышной походкою раненого барса, вышел под высокие звезды
черной ночи. Гулямы внизу уже садились к котлу, и Тимур помыслил с
оттенком раздражения, что в войске его немногим больше правоверных
мусульман, чем у степных кочевников Могулистана...
Вселенная в строгой устроенности своих холодных звездных миров тихо
поворачивалась у него над головою. Если бы он не стал сначала степным
разбойником, потом союзником Хусейна, а ныне - мужающим повелителем
Мавераннахра... Если бы не стал! То, возможно, содеялся учеником
кого-нибудь из мудрых звездочетов и ныне бессонными ночами следил с
высокой башни за неспешным течением планет, угадывая в сплетениях звездной
цифири людские судьбы, причудливо связанные с далекими светилами ночи. И,
остро взглядывая в лицо какого-нибудь дехканина или купца, чертил на
лучшей в мире самаркандской бумаге гороскоп просителя, отмечая сложение
его судеб, счастливые и несчастные дни, воздействия Зухры (Венеры) и
Марса... Возможно, когда-нибудь в старости, когда дело его жизни будет
закончено, и ведомый мир объединит единая, властная рука, и вырастут
дворцы среди садов, и величественные мечети, и медресе, являя всемирную
славу его Самарканда... Нет, невозможно! Слишком уж далеко! Пророк велел
вести священную войну против неверных. Но что бы сказал Мухаммед, узнав,
что войну приходится вести против своих, против мусульман! Вот и арабы уже
семь веков режут друг друга! Явно Иблис испортил творение божье на земле!
Насколько стройнее и строже тот горний мир над нашими головами, в
твердынях аэра!
Почему они все так упорно цеплялись за своего Хусейна? Разве небесные
знаменья не обещали ему, Тимуру, власти над миром?! Разве сам Всевышний не