"Дмитрий Балашов. Степной закат (Святая Русь, часть восьмая) [И]" - читать интересную книгу авторакто и куда? Через Волгу были настелены жерди, скрепленные утолоченным,
заледенелым снегом. Оглядываясь в бледном свете наступающего дня, Иван видел, как ожесточели лица его спутников, запали щеки, серою тенью обвело глаза. - Выдюжим! - хрипло крикнул ему Кривой, оскалом зубов изобразивши улыбку. Сзади, радостными звонами колоколов, гудела пасхальная Тверь, и Иван, сцепляя зубы и хмурясь, прикидывал, что в Торжок они попадут в лучшем случае уже после пасхального разговления. На миг, только на миг, подумалось о куличах, пироге, печеной кабанятине... Сердце подсказывало, что скачут они не к добру, и еще - что обязательно опоздают. Влажная весенняя ночь. Сахарный хруст подмерзшего снега. Синь. Тревога. И, уже издали, заполошный, совсем не праздничный набатный звон торжокских колоколен. Иван Федоров подскакал к воротам, занятым московскою сторожей. Конь храпел, качаясь, роняя розовую пену с удил. Сторожевые кмети, глянув на перстень с печатью, со скрипом отворили створы ворот. - Сами не ведаем! А, вроде, торжичане вечем стали! Из Нова Города слы, дак потому... У знакомых высоких резных ворот метнулась в сторону косматая фигура. Кинув коня на кметей, Иван рукоятью плети бил в створы ворот. Наконец робкий голос изнутри вопросил: - Хто крещенный? - Гонец великого князя Василия! Калитка приотворилась ровно настолько, чтобы Ивану боком пролезть заполошный женский визг и тут же сник, верно, бабе зажали рот. Максим выбежал, на себя не похожий, без шапки, в косматой дорожной шубе, комкая свиток грамоты, частил: - Ничего содеять не можно! Вечем стали! Идут разбивать, бегу! Гулкие удары снаружи в створы ворот и яростный рев многих глоток досказали остальное. - Конь у меня... - начал Иван. - А! - безнадежно выдохнул Максим. По воротам, верно, били бревном, вышибая створы. - Ничего не успеть! - осипло молвил торговый гость. - Передай князю... В этот миг створы пали, и воющая толпа завалила двор. Ивана отшвырнули посторонь, разбив ему лицо. Стоя на коленях, он видел какую-то кучу перед собою, там рвали, подлинно рвали на части торгового гостя Максима, и один, уже нечеловеческий вопль его возвестил, что с ним покончено. Иван полз, по какому-то наитию, туда, в середину побоища, отбрасывая чьи-то руки и сапоги, и наконец увидел то, что ему было надобно: смятую, в крови, так и не развернутую княжескую грамоту. Пал на нее грудью, ухватив, и тотчас услышал над собою: - И ентот московлянин? Волоки в поварню, там разберемси! В поварне, связанные, уже сидели двое еговых кметей. Из чрева хлебной печи мрачно пыхало огнем, и Иван, рванувшись и сбив с ног крайнего мужика, глубоко зашвырнул княжескую грамоту в горящую печь. И привстал, загораживая спиною, - не выхватили бы! И получил несколько увесистых |
|
|