"Дмитрий Балашов. Вечер столетия (Святая Русь, #7) [И]" - читать интересную книгу автора

гречин Феофан, у коего они когда-то сидели вдвоем с Васькой... Где Васька
сейчас? Жив ли? А изограф? Поди, и не помнит его, одного из многих!
Московского послужильца, случайно, на час малый, соприкоснувшегося с его
высокой судьбой!
Крепость, что стояла на высоком волжском берегу, нынче, после пожаров
и разорений, была опущена долу. Рубленые городни уступами сбегали вниз, и
уже там, на урезе берега, до которого не подымалась весенняя шалая вода,
шла нижняя, речная стена острога. И какой же вид теперь открывался
отсюдова! На темнеющем окоеме привольно распростерлось белое серебро воды,
и на стечке, у слияния двух великих рек Оки и Волги, стремящих воды свои в
далекое Хвалынское море, замерли целые стада лодей, мокшан, паузков,
расшив и кебат с обвисшими парусами, дремлющие на угасающей воде, теперь
уже сплошь украшенные трепещущими светлячками сторожевых огней.
Бесконечная, как время, как жизнь, река! Из гущи лесов, из боров
неоглядных, грозно надвинувшихся к самой воде, текущая туда, в далекие
степные просторы, где он уже был, но откуда уходят пути еще далее, в
глиняные и узорные восточные города, которые видел один Васька, да и видел
ли? А за ними - волшебная Индия, земля нагомудрецов и сказочной
Строфилат-птицы...
Иван легко соскочил с коня. В сумерках лик молодки, опустившей полные
ведра, казался загадочно юным.
- Не замай! - тихо попросила она, отпихиваясь упругими сильными
руками. - Жонка твоя заругает, поди! Дурной! Не парень уже!
Негромко засмеялась, когда Иван отступил посторонь. Да, не парень...
И не зря Маша ревновала его, провожая в Нижний. Горячая, неуемная кровь
ходила в сердце пламенем. Чуял сам, горело лицо. Едва сдержал себя от
новой попытки обнять женщину. Хрипло спросил, где тут живет торговый гость
Сысой Добрынич.
- Барыга?
- Кажись, так... - Прозвища знакомца своего, с коим подружился в
Сарае, Иван не ведал. - С Ордой торг ведет! - подсказал, мало надеясь на
успех.
- Пойдем провожу! - отмолвила жонка, подымая на плеча коромысло. Иван
не сразу понял, ведя коня в поводу, что незнакомая молодка сама из Сысоева
дома. "Неуж жонка ему? Али дочерь?" - смятенно подумалось Ивану, когда уже
нижегородка, изящно поведя плечами и освободивши руку, потянула за кованое
железное кольцо калитки. Густо сбрусвянел Иван, а жонка, лукаво глянув на
него и понявши смущение ратного гостя, опять тихо рассмеялась:
- Свойка я им! Мужик-от летось пропал прыщом, дак взяли к себе... Ты,
поди, чего другое помыслил?
Иван обрадованно перевел дух. Пряча глаза от стыда, отворил ворота,
завел коня. Двор Сысоя переходил в сад, круто сваливающий по сбегу берега,
так что в двух саженях от него торчали уже самые вершинки осыпанных
спелыми яблоками дерев. Да и сам дом словно висел на солидных подрубах
прямо над обрывом. Вниз вела деревянная лестница с жердевыми перилами.
Хозяин выглядывал, сутулясь, с крыльца, сложив ладонь лодочкой,
всмотрелся в Ивана:
- Никак, знакомец какой? Не из Сарая ли? Верно, запамятовал уже!
- Теперича из Москвы! С княжичем Васильем были в Сарае! Иван я,
Федоров! Али не признал?