"Дмитрий Балашов. Вечер столетия (Святая Русь, #7) [И]" - читать интересную книгу автора

- Ты вота што! - прикидывала меж тем Марья Михайловна, переходя к
делу. - Можно и деверя Тимофея попросить, не откажет! Мочно и к дьяку
сходить... Да ить от злобы злобы не убывает! Станут и впредь поля травить
да скот отгонять... А надобно к Даниле Феофанычу челом! С Олександром ить
вместях и из Орды бежали, и в поганой Литве сидели, и твой-то у их на виду
был! Нехорошо, мол, не по-Божьи! Пущай Данило в любовь и сведет! Без
пакости, да и без княжого слова! Со стариком я сама поговорю, а Иван твой
пущай в ноги падет - али столь непоклонлив? Митрий недужен, не седни
завтра Василий сядет на стол... Дак неуж не окоротят Мининых холуев?
Совет был разумен, и Наталья благодарно склонила голову.
- А от Пимена твоего и вси ропщут! - продолжала боярыня. - Из
Царягорода и оттудова шлет: "Дай, дай и дай!" Верно, на приносы грекам
поиздержался. Его бы тоже окоротить нать, да тут мирская власть не
властна! Разве старцы лесные? Федор-от, племянник Сергия, што думат? Слух
идет, архиепископом ноне на Ростов ставлен! Али с Пименом в долю вошел?
Иные бают, покумились тамо, в Цареграде! Худое-то грех баять про ево!..
Да, мыслю, недолог и Пимен! - продолжала она, устремив взгляд куда-то
вдаль и твердо сводя губы запавшего рта, отчего лицо Марьи Михайловны
сделалось непривычно жестким. - Потерпи!
Наталья вздохнула. Терпеть было не впервой, да что она мужикам
скажет, с которых ноне требуют даней беспременно серебром? Хоть бы на
родине оставалось, не так обидно! А то все туда, за рубеж, грекам, что
истеряли в которах свою землю, не в силах оборонить, согнали со стола
Кантакузина, погубивши спасителя своего, а теперь платят дани туркам,
которые у их все уже забрали, да приходят на Русь милостыню просить...
Слуги убирали со стола. Старушки родственницы, перекрестясь на иконы,
вышли из покоя.
- Смотрю, и ты мало ешь! - высказала, вздохнув, Марья Михайловна. - И
я такова же стала, кусок в горло не идет. Только и утеха - гостей кормить,
а самой ничего не нать! Дочерь, говоришь, жалко? Коли опять взамуж пойдет,
дак дитю куда? Али оставишь у деда с бабой? Им хоть утеха будет на
старости лет...
Марья Михайловна сидела, тяжело, бессильно бросив на стол иссохшие
руки в буграх вен и коричневых пятнах старости, прямая складка перерезала
лоб.
- Я и на Митрия нонь уже не сержусь боле! - задумчиво выговаривала
она. - Сердце утихло. А по князеву делу-то, может, и прав! Все одно Ивана
с того света не воротишь! А и сам Митрий, бают, ноне при могиле стоит!
- Молодой! - решилась возразить Наталья.
- И молодые, быват, умирают, а старые-ти скрипят, как сухое дерево,
да живут, - возразила хозяйка. - Оплыл весь, ходит тяжело... Нет, не
жилец! В боярах колгота. Федор-от Свибл прочил, ежели Василий не приедет,
Юрия всадить на престол. Дак ноне оттого и в княжичах рознь! А и Володимер
Ондреич чево думат? Бояре еговы землю роют, мол, у самого царя Ордынского
в чести, наравне с Митрием! Свою монету чеканит! Дак и того, опосле
Митрия-де ему надлежит престол! А ето что ж будет? Всем боярам в Думе
перемена, почитай! Володимер Ондреичевы станут набольшими, а нынешних -
вон? Да сами Окинфичи того не допустят! Усидит ли еще Василий на столе -
невестимо! Такие-то тут у нас дела!
Наталья Никитична, насытившись, слушала хозяйку вполуха. Самой