"Джеймс Боллард. Автокатастрофа" - читать интересную книгу автора

отделения манили с очаровательной теплотой органических отверстий.
- Ну вот. г вами мы закончили,-- поддерживая сильной рукой мою спину,
она помогла мне сесть, ее тело так близко к моему, как было бы при соитии. Я
взял ее за руку чуть выше локтя, мое запястье прижалось к ее груди. За ней
маячил рентгеновский аппарат на высокой оси, по полу тянулись тяжелые
кабели. Шаркая прочь по коридору, я все еще ощущал на разных частях тела
давление ее сильных ладоней.
Утомленный передвижением на костылях, я задержался у входа в женскую
травматологическую палату, облокотившись о тонкую стену коридора. Старшая
медсестра что-то выговаривала темнокожей санитарке. Пациентки лежали в
кроватях, утомленно их слушая. Ноги двух из них были приподняты на
подвесках, словно эти дамы пришли из фантазий обезумевшего гимнаста. Одним
из моих первых поручений было принести образец мочи пожилой женщины из этой
палаты, которую сбил ребенок, ехавший на велосипеде. Ей ампутировали правую
ногу, и теперь она коротала время, заматывая вокруг маленькой культи
шелковый шарф, она снова и снова завязывала и развязывала его, словно
бесконечно упаковывала посылку. Днем эта дряхлая старушенция была гордостью
обслуживающего персонала, но ночью, когда не было посетителей, ее унижали
две медсестры, которые в ординаторской что-то вязали на спицах, бессердечно
игнорируя ее просьбы подать ей судно.
Старшая медсестра высказала все свои претензии и развернулась на
каблуках. Из двери палаты, предназначенной для 'друзей больницы" - членов
обслуживающего персонала, врачей и их семей, - вышли молодая женщина в
домашнем халате и врач в белом. Я часто видел этого мужчину прежде, всегда с
обнаженной грудью под белым халатом, он ходил туда-сюда по поручениям, не
более достойным, чем мои. Я предполагал, что он студент-выпускник,
специализирующийся в этом госпитале аэропорта по травматологической
хирургии. Его сильная рука держала портфель, набитый фотографиями. Глядя на
его изрытые оспинками челюсти, чавкающие жвачкой, я внезапно сообразил, что
он ходит по палатам, охотясь за непристойными фотографиями,
порнографическими рентгеновскими снимками и неблагополучными анализами мочи.
На его голой груди болтался медный медальон на черном шелковом шнурке, но
что его отличало, так это шрамы на лбу и вокруг рта - отметины какого-то
ужасающего акта насилия. Я предположил, что он был одним из честолюбивых
молодых терапевтов - оппортунистов с модным хулиганским имиджем,
настроенных открыто враждебно к своим пациентам. Мое недолгое пребывание в
больнице уже убедило меня, что медицинская профессия открывает двери для
любого, кто лелеет неприязнь к человеческой породе.
Он оглядел меня с ног до головы, с нескрываемым интересом впитывая
каждую деталь моих травм, но меня больше занимала женщина, которая
приближалась ко мне, опираясь на трость. Очевидно, эта подпорка была не
более чем жеманством, пластическим приемом, который позволял ей прикрывать
приподнятым плечом лицо и прятать синяк, которым была отмечена ее правая
челюсть. В последний раз я видел ее, когда она сидела в карете скорой помощи
возле тела своего мужа, глядя на меня со спокойной ненавистью.
- Доктор Ремингтон?.. - я не задумываясь назвал ее имя.
Она подошла ко мне, перехватив трость, словно готовясь треснуть меня ею
по лицу. Своеобразным движением шеи она повернула лицо, непроизвольно
обрушивая на меня свою травму. Дойдя до двери, она приостановилась, ожидая,
когда я сойду с ее пути, Я взглянул на шрам на ее лице - трехдюймовый след