"Джеймс Боллард. Автокатастрофа" - читать интересную книгу автора

от невидимого зиппера - пробежавший от правого глаза к уголку рта.
Сочетаясь с другими черточками лица, эта новая линия создавала образ линий
ладони чувствительной и неуловимой руки. Читая воображаемую биографию,
начертанную на этой коже, я представил себе, как она, роскошная, но
переутомленная студентка-медик, получив диплом врача, вырывается из
затянувшегося юношества в период неопределенных сексуальных отношений,
счастливо увенчавшихся глубоким эмоциональным и сексуальным союзом с
мужем-инженером, и каждый обшаривает тело другого, словно Робинзон, ищущий,
что бы забрать со своего корабля. И вот уже на коже, собранной в частокол
зарубок на нижней губе, лежит печать вдовства, отчаянное предчувствие, что
она уже никогда не найдет себе другого любовника. Я не мог не заметить ее
сильное тело под лиловым халатом, ее грудную клетку, частично скрытую чехлом
белого пластыря, идущего от плеча к противоположной подмышке, напоминая
классический бальный наряд Голливуда.
Решив игнорировать меня, она жестко пpoшла по коридору, неся, как
знамя, ярость и раны.
В последние дни, проведенные в больнице я не видел доктора Елену
Ремингтон, но постоянно думал о катастрофе, которая нас свела. Между мной и
этой осиротевшей молодой женщиной возникло мощное поле эротизма - словно я
неосознанно хотел воссоздать ее мертвого мужа в ее влагалище. Войдя в ее
лоно среди металлических кабинок и белых кабелей рентгеновского отделения, я
мог бы каким-то образом воскресить ее мужа из мертвых, сочетая ее левую
подмышку с хромированной подставкой рентгеновского аппарата.
Я слушал, как в ординаторской спорят медсестры. Ко мне пришла Кэтрин.
Она мылила руку туалетным мылом, которое лежало на влажном блюдце в моей
тумбочке, и мастурбировала меня; взгляд ее бледных глаз был устремлен сквозь
уставленное цветами окно, а левая рука сжимала сигарету, источавшую
незнакомый мне аромат. Предупреждая мою просьбу, она заговорила о катастрофе
и о полицейском расследовании. Она рассказывала о повреждениях, нанесенных
машине с увлеченностью вуайериста, почти изводя меня живописными описаниями
смятой радиаторной решетки и крови, разбрызганной по капоту.
- Тебе стоило сходить на похороны, - сказал я.
- Мне и самой хотелось, - тут же ответила она. - Но они очень быстро
его похоронили, не следовало, наверное, так торопиться. Я не была готова.
- Ремингтон был готов.
- Думаю, был.
- А как его жена? - спросил я. - Эта женщина, врач. Ты виделась с
ней?
- Нет, я не смогла. Я чувствую, что мы слишком близки.
Кэтрин уже видела меня в новом свете. Уважала ли она меня за то, что я
убил кого-то едва ли не единственным способом, которым сегодня один человек
может легально отнять жизнь у другого? А может быть, даже завидовала? В
координатах автокатастрофы направление смерти определяется векторами
скорости, неистовства и агрессии. Соответствовала ли Кэтрин тем образам,
которые угадывались - словно были отпечатаны на фотопленке или запечатлены
в кадрах из теленовостей, - в темных синяках на моем теле и в реальных
очертаниях рулевого колеса? На моем левом колене шрамы над сломанной
чашечкой в точности повторяли выступающие выключатели дворников и габаритных
огней. Когда я был уже близок к оргазму, она начинала мылить руку каждые
десять секунд, забывая о сигарете и концентрируя внимание на этом отверстии