"Джеймс Боллард. Автокатастрофа" - читать интересную книгу автора

дорожной развилке, известной только создателям этих фильмов. Иногда я даже
пытался вообразить себе, в катастрофе какого типа я умру.
Меня послали в рентгенографическое от деление. Симпатичная девушка,
обсуждавшая! со мной состояние киноиндустрии, фотографировала мои колени.
Мне нравилась эта беседа - контраст между ее идеалистическими)
представлениями о коммерческих художественных фильмах и прозаичностью, с
которой она управляла своим причудливым оборудованием. Как у всех
лаборанток, было что-то, клинически сексуальное в ее полном теле, облаченном
в белый халат. Сильные руки разворачивали мое тело, укладывая ноги, словно я
был какой-то громадной куклой на шарнирах, одним из тех человекообразных
манекенов, снабженных всеми мыслимыми отверстиями и болевыми реакциями.
Я лежал на спине. Она сконцентрировалась на работе прибора. Под халатом
вздымалась левая грудь - округлость начиналась под ключицей. Где-то в этом
коконе из нейлона и накрахмаленного ситца лежал, втиснувшись розовой
мордашкой в ароматную ткань, круп-49
ный инертный сосок. Когда она перекладывала мои руки в новое положение,
я заметил, что ее рот оказался не далее чем в дюйме от меня. И не подозревая
о моей заинтересованности ее телом, она отошла к пульту дистанционного
управления. Как я мог ее оживить? Воткнуть один из этих массивных железных
разъемов в воображаемую розетку у основания ее позвоночника? Может быть,
тогда она бы включилась, оживленно заговорила со мной о последней
ретроспективе Хичкока, затеяла бы бурную дискуссию о правах женщин,
вызывающе выставила бы бедро, обнажила сосок.
Вместо этого наши лица маячили друг напротив друга в нагромождении
электронной машинерии, словно наши мозги были обесточены. Среди этого
сложного оборудования затаился язык невидимого эротизма, неизведанных
половых актов. Та же невидимая сексуальность клубилась над очередями
пассажиров на аэровокзалах, над соприкосновением их едва прикрытых половых
органов с кабинами гигантских авиалайнеров, над раздраженными гримасами
стюардесс. За два месяца до аварии, во время поездки в Париж меня так
взволновало сочетание желто-коричневой габардиновой юбки стюардессы,
стоявшей передо мной на эскалаторе, и отдаленных фюзеляжей лайнеров,
наклоненных, словно серебряные члены, к ее половым губам, что я невольно
прикоснулся к ее левой ягодице, подожив ладонь па небольшую ямочку в
изношенной ткани, когда эта совершенно безликая с моей точки зрения девушка
переносила свой вес с левого бедра на правое. После долгой паузы она
пристально на меня посмотрела. Я взмахнул портфелем и пробормотал что-то на
ломаном французском, одновременно исполнив замысловатую пантомиму падения на
поднимающемся эскалаторе, от чего я чуть было и вправду не потерял
равновесие. Полет в Орли прошел под скептическим взглядом двух пассажиров --
свидетелей этого эпизода, бизнесмена из Голландии и его жены. Я провел
короткий полет в состоянии сильного возбуждения, думая о странной
геометрической форме зданий аэропорта, о тусклых полосках алюминия и
имитирующих дерево панелях. Даже мое общение с молодым барменом на балконе
аэропорта было спровоцировано горизонтальными светильниками над его лысеющей
головой, стеной, покрытой плиткой, и сто строгой униформой. Я думал о моих
последних вымученных оргазмах с Кэтрин, о сперме, вяло выталкиваемой в ее
влагалище моими утомленными яичками. Теперь очертании ее тела затмевало
металлическое возбуждение от наших общих технологических фантазий.
Элегантные серебристые вентиляционные решетки на стенах рентгенографического