"Сергей Балмасов. Иностранный легион " - читать интересную книгу автора

менее сносное существование семьям, получавшим, наравне с французами,
солдатский паек. Этих-то людей с первого дня войны окрестили унизительным
грубоватым словом "бродяги" и "попрошайки". Эта кличка осталась, привилась и
постепенно как-то распространилась на массу волонтеров. Надо сказать, что
большинство французов с большим трудом понимало, каким образом люди, не
обязанные в их стране служить, по каким-то идейным соображениям пошли
записываться в добровольцы, обрекли себя почти на верную смерть, в то время
как вопрос обеспечения себя и семей, страх перед всеми лишениями, что несла
с собой война, является причиной естественной, но вызывавшей не раз
наполовину шутку - наполовину упрек. Но не единожды мне приходилось
сталкиваться со столь же презренным отношением к этому роду волонтеров со
стороны самих русских, и всякий раз меня это поражало... С пением
"Марсельезы", с бодрыми лицами уехали в конце августа 1914 г. два эшелона
русских добровольцев в лагеря обучения. Один, состоявший исключительно из
Республиканского отряда, направился в лагерь Керкутс, находившийся в 20
минутах езды от Орлеана, другой, насчитывавший приблизительно батальон, в
Блуа. При приезде волонтеры были разделены на две группы: одна,
насчитывавшая лучших, годных к строю солдат, заняла Саксонские казармы.
Другая, состоявшая из самых жалких и неспособных элементов, в число которых
были включены немцы и австрийские поляки, были загнаны в Хом, грязный и
холодный закуток. Саксонские казармы, в которых в то время стояли еще два
африканских полка, представляли собой белое здание, с решетчатыми окнами,
выходившими в небольшой плац, где солдаты проделывали каждое утро военные
упражнения. В небольших помещениях, темных и грязных, размещали по 25
человек, тесно положенных, в два ряда, головами к стене. Тонкий слой соломы,
служивший покрывалом, кишел насекомыми, и, несмотря на неоднократные
заявления солдат, начальство отказывало в привозе свежей. В одеялах оказался
вначале большой недостаток: выдавали одно на двоих и два на троих; свечей не
давали совсем, и тяжкую картину представляли собой эти собранные со всех
концов мира люди, кто в полуштатском, кто в полувоенном, с котелками на
головах, на грязной соломе, сбитые в кучу за решетчатыми окнами. В сумерках
сентябрьских вечеров, казалось, вот-вот загремят где-нибудь кандалы и
раздадутся пьяные крики уголовного каторжанина. И не раз впечатление это
застывало в душе под звуки вырывавшейся откуда-то внезапно русской этапной
песни... Моральная обстановка с первых дней создалась тяжелая. Благодаря
плохой организации и раздаче почты письма вначале доходили очень плохо, и
люди, которые ждали вестей и посылок, как светлого праздника, ходили
угрюмые, серые. Вино и фрукты, приносившиеся солдатам из города, чаще всего
отбирались легионными начальниками. Кофе в сальных ведерках, а то и в
гамелях от супа, без сахара, с жирными пятнами на поверхности, проглатывался
с отвращением. Жизнь в казарме, в грязи, в раме решеток, в пьяном угаре
бражничанья и разврата, была очень тяжелой. Но не легче дышалось и на
занятиях. Волонтеры попадали в руки унтер-офицерам, состоявшим исключительно
из африканских легионеров с темным, часто преступным прошлым. Что же
касается офицеров, они абсолютно не интересовались жизнью солдат.
Большинство волонтеров не понимали французского языка, никогда не держали
винтовку в руках и с большим трудом приспосабливались к непривычным
требованиям военной дисциплины. Унижения и брань, которыми с первых дней
встретило их легионное начальство, измывательства и обидные клички, создали
сразу атмосферу напряженной вражды. Происходили недопустимые и ни в одном