"Оноре Де Бальзак. Поручение" - читать интересную книгу автора

произнесший эти слова.
Со слабым криком она прислонилась к дереву.
- Сударыня, - сказал я ей, - вот ваш муж.
- Разве есть у меня муж!
С этими словами она кинулась прочь и исчезла.
- Пора! Обед стынет! - воскликнул граф. - Идемте, сударь.
Я последовал за хозяином дома. Он провел меня в столовую; там, на
столе, накрытом со всей той роскошью, к которой приучил нас Париж, был уже
подан обед. Было накрыто пять приборов: приборы супругов и их маленькой
дочери, мой прибор, который должен был быть его прибором; последним был
прибор одного каноника из Сен-Дени, который, прочтя предобеденную молитву,
спросил:
- Где же наша милая графиня?
- Она сейчас придет, - ответил граф. Проворно налив нам супу, он
доверху наполнил свою тарелку и с изумительной быстротой опорожнил ее.
- Ого, племянник! - воскликнул каноник. - Будь здесь ваша жена, вы
проявили бы больше благоразумия.
- Теперь папе будет нездоровиться, - сказала с лукавым видом девочка.
Вскоре после этого оригинального гастрономического эпизода, в ту
минуту, когда граф проворно разрезал поданную дичь, вошла горничная и
сказала:
- Месье, мы нигде не можем разыскать мадам. При этих словах я резким
движением поднялся с места, боясь, не случилось ли несчастье. Опасения так
живо отразились на моем лице, что каноник последовал за мною в сад. Муж,
из приличия, дошел до двери.
- Останьтесь! Останьтесь! Не беспокойтесь! - крикнул он нам.
С нами он, однако, не пошел. Каноник, горничная и я обошли тропинки и
лужайки парка, зовя, прислушиваясь и тревожась тем более, что я сообщил
моим спутникам о смерти молодого виконта. На бегу я рассказал им, при
каких обстоятельствах произошло это роковое событие, и заметил при этом,
что горничная чрезвычайно привязана к своей госпоже: она гораздо живее
каноника почувствовала тайные основания моего страха. Мы отправились к
прудам, мы обшарили все уголки и нигде не нашли графини или хотя бы ее
следов. Наконец, на обратном пути, проходя вдоль стены, я услышал глухие,
подавленные стоны, доносившиеся из какого-то строения вроде риги. На
всякий случай я вошел туда. Мы увидели Жюльетту: движимая отчаянием, она
инстинктивно зарылась в сено и, повинуясь чувству неодолимой стыдливости,
спрятала в него голову, чтобы заглушить вырывавшиеся у нее ужасные крики.
Она рыдала, плакала, как ребенок, но плач ее был более раздирающим, более
жалобным, чем плач ребенка. Ничего больше не оставалось у нее в мире.
Горничная приподняла свою госпожу - та не сопротивлялась с вялым
безразличием умирающего животного. Не зная, что сказать, служанка
повторяла:
- Идемте, госпожа, идемте. Старый каноник спрашивал:
- Да что с ней? Что с вами, племянница? Наконец с помощью горничной
мне удалось перенести Жюльетту в ее комнату, Я настойчиво посоветовал
наблюдать за нею и объявить всем, что графиня больна. Затем мы с каноником
спустились в столовую. Мы уже довольно давно покинули графа, я вспомнил о
нем, только проходя по галерее, и мысленно подивился его равнодушию. Мое
удивление еще более возросло, когда я увидел, что граф сидит с философским