"Оноре Де Бальзак. Пьеретта" - читать интересную книгу автора

утайки, дитя мое, чтобы мы могли вас вылечить. Что у вас с рукой? Вы не
могли ее сами так поранить.
Пьеретта простодушно поведала о своей борьбе с Сильвией.
- Заставьте ее говорить, - сказал бабушке врач, - и узнайте у нее обо
всем подробно. Я подожду приезда парижского врача, и мы пригласим на
консилиум главного хирурга больницы: все это мне кажется крайне серьезным.
Я пришлю успокоительную микстуру, вы дадите ее мадемуазель Пьеретте, чтобы
она уснула: ей необходим сон.
Оставшись наедине с внучкой, старая бретонка обещала ей, что Бриго
будет жить вместе с ними, сообщила, что теперь у нее хватит средств на
троих, и, пользуясь своим влиянием на Пьеретту, обо всем у нее
расспросила. Бедная девочка чистосердечно описала свои муки, не подозревая
даже, что дает тем самым основание для серьезного судебного дела. В
чудовищном бессердечии этих людей, лишенных каких бы то ни было семейных
привязанностей, перед старухой открылся мир, в такой же мере ей чуждый,
как чужды были нравы дикарей европейцам, проникшим первыми в американские
саванны. Приезд бабушки, уверенность в том, что теперь она с ней больше не
расстанется и будет богата, так же успокоили душу Пьеретты, как микстура
успокоила ее тело. Старуха бретонка всю ночь бодрствовала над внучкой,
целуя ее лоб, волосы и руки, как лобзали, должно быть, Иисуса святые жены,
опуская его в гробницу.
В девять часов утра г-н Мартене поспешил к председателю суда, чтобы
сообщить ему о сцене, разыгравшейся ночью между Сильвией и Пьереттой, о
моральных и физических истязаниях, обо всех жестокостях, которым
подвергали свою питомицу Рогроны, и о двух ее смертельных болезнях -
результате дурного обращения. Председатель суда послал за нотариусом Офре,
родственником Пьеретты с материнской стороны.
Борьба между партиями Винэ и Тифенов достигла в этот момент
наивысшего напряжения. Рогроны и их сторонники распространяли в Провене
слухи об известной всем связи г-жи Роген с банкиром дю Тийе, об
обстоятельствах, сопровождавших банкротство отца г-жи Тифен - мошенника,
удравшего из Парижа, как они его величали, - и слухи эти тем болезненней
задевали партию Тифенов, что были лишь злословием, но не клеветой. Удары
попадали прямо в сердце, они затрагивали самые кровные интересы. Те же
уста, что передавали сторонникам Тифенов эти сплетни, повторяли Рогронам
шутки г-жи Тифен и ее приятельниц, давая пищу злобе, к которой
примешивалась теперь и политическая вражда. Волнения, вызванные в те
времена во Франции борьбой партий, принимали яростный характер, повсюду,
как и в Провене, переплетаясь с ущемленными личными интересами и задетым,
раздраженным честолюбием. Каждая из политических групп жадно хваталась за
все, что могло послужить во вред группе противника. Вражда партий и
самолюбие примешивались к незначительнейшим, казалось бы, делам и заводили
нередко очень далеко. В такую борьбу втягивался иной раз весь город,
раздувая ее до размеров настоящей политической схватки. Так и председатель
суда усмотрел в деле Пьеретты способ свалить Рогронов, уронить их в
общественном мнении, опорочить хозяев салона, где замышлялись враждебные
монархии планы, где родилась оппозиционная газета. Был вызван прокурор
Лесур, нотариус Офре - второй опекун Пьеретты, и председатель суда
совместно с г-ном Мартене приступили в строжайшей тайне к обсуждению
дальнейшего плана действий. Г-н Мартене взялся убедить бабушку Пьеретты,