"Оноре Де Бальзак. Провинциальная муза" - читать интересную книгу автора

своих ног? Чем же иным объяснить то неизменное простодушие, с каким снова
и снова повторяются одни и те же представления с теми же эффектами,
несмотря на замечания детей, столь беспощадных к своим родителям, или
мужей, давно раскусивших невинное плутовство своих жен? Г-н де ла Бодрэ
отличался непосредственностью человека, раскрывающего зонтик при первых
каплях дождя; когда его жена поднимала вопрос о торговле неграми или о
тяжкой доле каторжников, он брал свою голубенькую фуражку и бесшумно
скрывался, вполне уверенный, что успеет сходить в Сен-Тибо, чтобы
присмотреть там за выгрузкой бочек, и, вернувшись через час, застанет
дискуссию в полном разгаре. Если же ему делать было нечего, то он
отправлялся на бульвар, откуда открывается восхитительный вид на долину
Луары, и прогуливался на свежем воздухе, пока жена его исполняла
какую-нибудь словесную сонату или философический дуэт.
Заняв однажды положение выдающейся женщины, Дина захотела дать
видимые доказательства своей любви к самым замечательным произведениям
искусства, причем, живо восприняв идеи романтической школы, она включала в
понятие искусства поэзию и живопись, книги и статуи, мебель и оперу.
Поэтому она стала поклонницей Средневековья. Она разведала также, где
могут встретиться редкости, относящиеся к эпохе Возрождения, и превратила
своих поклонников в самоотверженных комиссионеров. Так, в первые дни
замужества она приобрела мебель г-на Руже на распродаже, состоявшейся в
Иссудене в начале 1824 года. Она накупила прекрасных вещей в Нивернэ и по
Верхней Луаре. На новый год или ко дню рождения ее друзья непременно
подносили ей какую-нибудь диковинку. Г-н де ла Бодрэ милостиво взирал на
фантазии жены и делал вид, что согласен пожертвовать несколько экю на ее
прихоти, - в действительности же землевладелец думал только о своем замке
Анзи. Эти "антики" стоили тогда гораздо дешевле, чем современная мебель.
Через пять или шесть лет передняя, столовая, обе гостиные и будуар,
который Дина устроила себе в первом этаже Ла-Бодрэ, - все, вплоть до
лестничной клетки, было битком набито шедеврами, собранными в четырех
близлежащих департаментах. Эта обстановка, казавшаяся всему городу
странной, вполне гармонировала с Диной. Чудеса искусства, которым вскоре
предстояло вновь войти в моду, поражали воображение гостей; все ждали
чего-то необыкновенного, но эти ожидания бывали далеко превзойдены, когда,
сквозь море цветов, взорам гостей открывались целые катакомбы старинных
вещей, расставленных, как у покойного Дюсомерара, этого мебельного
"кладбищенского старика"! К тому же всякий вопрос об этих
достопримечательностях как бы нажимал некую пружинку, вызывавшую целый
фонтан тирад о Жане Гужоне, Мишеле Коломбе, Жермене Пилоне, о Буле, о
Ван-Хейсоме, о Буше - этом великом художнике-беррийце; о Клодионе, резчике
по дереву, о венецианских инкрустациях, о Брустолоне, итальянском мастере
- этом Микеланджело резьбы по дубу; о тринадцатом, четырнадцатом,
пятнадцатом, шестнадцатом и семнадцатом веках, об эмалях Бернарда Палисси
или Петито, о гравюрах Альбрехта Дюрера (Дина говорила "Дюр"), о
раскрашенных пергаментах, о готике "цветистой", "пламенеющей", "сложной",
"чистой" - фонтан тирад, приводивший в бесчувствие старцев и в восторг
юношей.
Одушевленная желанием оживить Сансер, г-жа де ла Бодрэ попыталась
учредить так называемое литературное общество. Председатель суда, г-н
Буаруж, который в то время не знал, как сбыть с рук дом с садом,