"Оноре Де Бальзак. Провинциальная муза" - читать интересную книгу автора

доставшийся ему по наследству от Попино-Шандье, одобрил создание этого
общества. Хитрый чиновник явился к г-же де ла Бодрэ условиться о его
уставе, выразив желание быть одним из основателей, и сдал дом на
пятнадцать лет в аренду литературному обществу. На второй год там уже
играли в домино, в бильярд, в бульот, запивая игру горячим подслащенным
вином, пуншем и ликерами. Несколько раз там устраивались небольшие
изысканные ужины, а на масленице - костюмированные балы. Что касается
литературы, то там читали газеты, обсуждали политические вопросы и
говорили о делах. Г-н де ла Бодра прилежно посещал это общество - "ради
жены", говаривал он шутя.
Такой результат глубоко огорчил возвышенную женщину; она поставила
крест на Сансере и с той поры сосредоточила все лучшие умы города в своем
салоне. Но, несмотря на все искренние старания господ де Шаржбеф, Гравье,
де Кланьи, аббата Дюре, первого и второго товарищей прокурора, молодого
врача, молодого заместителя судьи - слепых обожателей Дины, бывали минуты,
когда, выбившись из сил, они позволяли себе экскурсы в область тех
приятных пустяков, которые составляют основу всех светских разговоров. Г-н
Гравье называл это "переходом от назидательного к утешительному".
Спасительным отвлечением от почти сплошных монологов божества служил вист
аббата Дюре. Три соперника, утомившись от прений "наивысшего порядке", как
именовали они свои беседы, но не смея показать и малейшего пресыщения,
иногда с ласковым видом обращались к старому священнику:
- - А господину кюре до смерти хочется составить партийку, - говорили
они.
Сметливый кюре довольно успешно приходил на помощь своим лицемерным
сообщникам; он отнекивался, он восклицал;
- Мы слишком много потеряем, перестав внимать нашей прекрасной
вдохновительнице!
И пробуждал великодушие в Дине, которой в конце концов становилось
жаль своего дорогого кюре.
Этот смелый маневр, изобретенный супрефектом, производился с такой
ловкостью, что Дина ни разу не заподозрила своих невольников в бегстве на
зеленое поле карточного стола. В таких случаях ей оставляли на растерзание
молодого товарища прокурора или врача. Один юный домовладелец, сансерский
денди, потерял милость Дины вследствие того, что несколько раз неосторожно
проявил свои чувства. Добившись чести быть допущенным в этот храм и лаская
себя надеждой похитить из него цветок, охраняемый признанными служителями,
он имел несчастье зевнуть во время объяснения философии Канта - правда,
четвертого по счету, которым удостоила его Дина. Г-н де ла Томасьер, внук
беррийского историка, был объявлен человеком, совершенно лишенным
понимания и души.
Трое штатных влюбленных примирились с непомерной затратой ума и
внимания в надежде на сладчайшую из всех побед, которая придет, когда Дина
станет сговорчивее, ибо никто из них и думать не смел, что она расстанется
с супружеской верностью прежде, нежели утратит свои иллюзии. В 1826 году
Дина, достигшая тогда двадцатилетнего возраста, была окружена особым
поклонением, и аббат Дюре счел нужным поддерживать в ней католический пыл;
поэтому ее обожатели довольствовались малым - они не скупились на мелкие
заботы, услуги и знаки внимания, счастливые уже тем, что гости, которым
доводилось вечера два провести в Ла-Бодрэ, принимали их за