"Оноре де Бальзак. Альбер Саварюс" - читать интересную книгу автора

Парижа редактора для своих "Ведомостей", чтобы защищаться от маленькой
"Газеты" (появившейся благодаря большой парижской "Газете") и от "Патриота",
вызванного к жизни республикой. Из Парижа явился молодой человек, не имевший
никакого представления о Конте; он дебютировал передовой статьей в духе
"Шаривари". Глава партии центра, член городского самоуправления, пригласил к
себе журналиста и сказал ему: "Да будет вам известно, милостивый государь,
что мы серьезны, даже более чем серьезны: мы любим скучать, вовсе не хотим,
чтобы нас забавляли, и терпеть не можем, когда нас заставляют смеяться.
Пусть ваши статьи будут столь же мало доступны для понимания, как
многоречивые писания из "Ревю де Ле Монд", и лишь тогда, да и то вряд ли, вы
окажетесь во вкусе безансонцев". Редактор зарубил это себе на носу и стал
писать самым непонятным философским языком. Он добился полного успеха.
Если молодого г-на де Сула все же весьма ценили в безансонских
гостиных, то исключительно из-за тщеславия: аристократия была очень
довольна, что не чужда современности хотя бы с виду и может показать
приезжающим в Конте знатным парижанам молодого человека, почти похожего на
них.
Старания г-на де Сула, пыль, пускаемая им в глаза, кажущееся
безрассудство и скрытое благоразумие имели определенную цель, без которой
безансонский "лев" не был бы признан "своим". Амедей стремился к выгодной
женитьбе; в один прекрасный день он собирался доказать всем, что его фермы
не заложены и что у него есть сбережения. Он хотел завоевать Безансон,
приобрести репутацию самого красивого, самого элегантного мужчины, чтобы
завладеть сначала сердцем, а затем и рукой девицы Розали де Ватвиль. Вот в
чем было дело. Большинство "львов" становится ими по расчету.
В 1830 году, когда молодой г-н де Сула начал свою карьеру денди, Розали
было тринадцать лет. Таким образом, в 1834 году мадемуазель де Ватвиль
достигла того возраста, когда ее уже можно было поразить причудами,
обращавшими на Амедея внимание всего города.
Доход де Ватвилей уже лет двенадцать был равен пятидесяти тысячам в
год, но тратили они не более двадцати четырех тысяч, хотя принимали по
понедельникам и пятницам все высшее общество Безансона. По понедельникам у
них обедали, по пятницам они давали вечера. Таким образом, из двадцати шести
тысяч франков ежегодных сбережений, отдаваемых под проценты с обычной для
старинных семейств осторожностью, за двенадцать лет должна была образоваться
изрядная сумма. Предполагали, что г-жа де Ватвиль, обладавшая довольно
богатыми поместьями, поместила в 1830 году свои сбережения так, что они
приносили три процента в год. Приданое Розали достигало таким образом сорока
тысяч франков ежегодного дохода. И вот уже пять лет наш "лев" трудился, как
крот, чтобы завоевать благосклонность суровой баронессы, стараясь в то же
время польстить самолюбию девицы де Ватвиль. Ее мать была посвящена в тайны
тех ухищрений, при помощи которых Амедею удавалось поддерживать свое
положение в Безансоне, и весьма его за это уважала. Де Сула приютился под
крылышком баронессы, когда ей было тридцать лет; он имел тогда смелость
восхищаться ею и даже обожать ее; он один получил право рассказывать ей
игривые историйки, которые любят слушать почти все святоши, убежденные, что
благодаря своим великим добродетелям они могут заглядывать в пропасти, не
падая туда, и в сети дьявола, не попадая в них. Понятно ли вам теперь,
почему наш "лев" не позволял себе ни малейшей интрижки? Он старался, чтобы
его жизнь протекала, так сказать, на глазах у всех; это давало ему