"Оноре де Бальзак. Альбер Саварюс" - читать интересную книгу автора

возвышенно, без всяких задних мыслей и кокетства. Это величие глубоко
поразило Родольфа, понявшего всю разницу между француженкой и итальянкой.
Водная гладь, земля, небо, любимая женщина - все это было величественно и в
то же время дышало мягкостью; их любовь расцветала среди грандиозного и
роскошного ландшафта. Суровость снежных вершин, их резкие линии, отчетливо
выделявшиеся на лазурном фоне, напоминали Родольфу об условиях,
ограничивавших его счастье; оно казалось ему такой же прекрасной страной,
окруженной снежными горами.
Но это сладостное упоение было вскоре нарушено. Из Люцерна навстречу им
плыла лодка: Джина, уже давно внимательно вглядывавшаяся в нее, сделала
радостное движение, не забыв, однако, свою роль немой. Лодка приближалась, и
наконец Франческа могла различить лица сидевших в ней людей.
- Тито! - воскликнула она, заметив среди них молодого человека.
Она вскочила, рискуя свалиться в воду, и, размахивая платком,
продолжала кричать:
- Тито! Тито!
Тито приказал лодочникам грести быстрее, и вскоре обе лодки
поравнялись. Итальянка и итальянец заговорили так быстро, на диалекте, столь
мало знакомом человеку, знающему этот язык лишь по книгам и никогда не
бывавшему в Италии, что Родольф ничего не мог ни понять, ни угадать из их
разговора. Но красота Тито, фамильярность Франчески, радость Джины - все это
его огорчило. Впрочем, тот не влюблен по-настоящему, кто не испытывает
недовольства, видя, что его покидают ради кого бы то ни было. Тито торопливо
бросил Джине кожаный мешочек, вероятно, с золотом, а Франческе передал пакет
с письмами, за чтение которых она и принялась, махнув Тито рукой в знак
прощания.
- Скорее возвращайтесь в Жерсо, - сказала лодочникам молодая женщина. -
Я не хочу, чтобы мой бедный Эмилио томился лишних десять минут.
- Что случилось? - спросил Родольф, когда итальянка прочла последнее
письмо.
- La liberta! - воскликнула она с энтузиазмом, - Е
denaro! - ответила, как эхо, Джина, обретя дар слова.
- Да, - продолжала Франческа, - конец невзгодам! Я работаю уже почти
целый год, и это уже начинает мне надоедать. Право, в писательницы я не
гожусь.
- Кто этот Тито? - спросил Родольф.
- Секретарь финансового отдела бедной лавочки Колонна, иначе говоря,
сын нашего ragionato . Бедняга! Сюда нельзя было приехать
ни через Сен-Готард, ни через Мон-Сенис, ни через Симплон; он добрался
морем, через Марсель, а затем ему пришлось пересечь всю Францию. Через три
недели мы будем в Женеве. Конец нашим бедам! Ну, Родольф, - прибавила она,
подметив облачко грусти на лице парижанина, - чем Женевское озеро хуже
Фирвальдштетского?
- Мне все-таки трудно будет забыть прелестный домик Бергманов! -
вздохнул Родольф, указывая на мыс.
- Приходите обедать к нам, чтобы у вас осталось побольше воспоминаний,
povero mio, - ответила Франческа. - Сегодня для нас праздник, мы вне
опасности. Мать пишет, что через год, возможно, мы будем уже амнистированы.
О сага patria !
Эти слова вызвали слезы у Джины.