"Оноре де Бальзак. Поиски Абсолюта" - читать интересную книгу автора

- Лемюлькинье! - крикнул Валтасар громовым голосом. Старый слуга сразу
появился.- Немедленно все уничтожьте там наверху, машины, аппараты;
действуйте осторожно, но разломайте все. Я отказываюсь от науки,- сказал
Клаас жене.
- Слишком поздно,- отвечала Жозефина и взглянула на
Лемюлькинье.- Маргарита! - воскликнула она, чувствуя, что умирает.
Маргарита появилась на пороге и пронзительно закричала, увидев
тускнеющие глаза матери.
- Маргарита! - повторила умирающая.
В этом последнем восклицании заключался такой сильный призыв к дочери,
г-жа Клаас придала ему такой повелительный характер, что оно прозвучало
подлинным завещанием. Сбежалось встревоженное семейство, и все увидели, что
г-жа Клаас умирает,- последние ее жизненные силы истощились в разговоре с
мужем. Валтасар и Маргарита, стоявшие недвижимо - она у изголовья, он у
ног,- не могли поверить в смерть этой женщины, все добродетели, вся
неистощимая нежность которой известны были только им. Отец и дочь обменялись
взглядом, чреватым мыслями: дочь судила отца, отец уже опасался, что дочь
станет орудием мщения. Хотя воспоминания о любви, которой жена наполняла его
жизнь, собрались толпою, осаждая его память и придавая последним словам
покойницы священную силу, так что всегда должен был слышаться ему этот
голос,- однако Валтасар не мог поручиться за себя: воля его была слаба для
поединка с его гением; а затем ему послышался грозный ропот его страсти,
боровшейся с его раскаянием, внушавшей ему ужас перед самим собой. Когда не
стало Жозефины, всякий понял, что у дома Клаасов была душа и что душа эта
исчезла. Горе семьи было так сильно, что зала, где все еще как будто
чувствовалось присутствие благородной усопшей женщины, оставалась запертой:
никто не решался туда войти.
Общество не проявляет ни одной из тех добродетелей, которых требует от
людей: всякий час совершает оно преступления, хотя и пользуется для этого
только словом: шуткой подготовляет оно дурные поступки, насмешкой унижает
все прекрасное; оно смеется над сыновьями, чрезмерно плачущими об отцах,
подвергает анафеме тех, кто плачет недостаточно; а затем оно забавляется,
взвешивая еще не охладевшие трупы... Вечером того дня, когда скончалась г-жа
Клаас, ее друзья бросили несколько цветков па ее могилу между двумя партиями
в вист и воздали должное прекрасным ее качествам, ходя с червей или с пик. А
после кое-каких слезливых фраз, после всех этих азбучных изречений,
выражающих общее прискорбие, которые с той же интонацией, столь же
прочувствованно в любой час произносятся во всех городах Франции,- все
принялись подсчитывать наследство. Начал Пьеркен, указав при обсуждении
этого события, что смерть превосходной женщины является для нее благом,-
слишком много горя доставлял ей муж; что для детей это еще большее благо,-
она не могла бы отказать обожаемому мужу в деньгах, меж тем как теперь
Клаас уже не имеет права распоряжаться ими. И вот все принялись оценивать
наследство бедной г-жи Клаас, вычислять ее сбережения - сберегла ли
что-нибудь? или не сберегла? - составлять опись драгоценностям, выставлять
напоказ ее платья, перерывать ящики, в то время как семейство, постигнутое
горем, плакало и молилось вокруг смертного ложа. Взглядом эксперта-оценщика
Пьеркен исчислял, что наследники г-жи Клаас, выражаясь его языком, ничего не
потеряли и что ее состояние должно доходить до полутора миллионов,
возмещаемых либо лесами Вэньи, которые за двенадцать лет достигли огромной