"Оноре де Бальзак. Прославленный Годиссар" - читать интересную книгу автора

старику Маргаритису, связаны с ходом этой истории, необходимо упомянуть о
самых примечательных из них. Стоило только пойти проливному дождю, как
Маргаритис. выходил из дома и разгуливал с непокрытой головой по своему
винограднику. Дома он ежеминутно требовал газету; чтобы ему не перечить,
жена или служанка подавали ему старую газету департамента Эндр-э-Луар; и за
семь лет он ни разу не заметил, что читал один и тот же номер. Быть может,
врач не без некоторого интереса подметил бы связь между увеличением спроса
на газету и атмосферическими изменениями. Излюбленным занятием сумасшедшего
было проверять влияние погоды на виноградники. Обычно, когда у жены его
бывали гости,- что случалось почти каждый вечер, так как сердобольные
соседки приходили поиграть с ней в бостон,- Маргаритис молча, не шевелясь,
сидел в углу. Но когда на часах в большом стоячем футляре било десять, он
вставал с механической точностью заводной немецкой игрушки, с последним
ударом медленно приближался к игрокам, бросал на них взгляд, подобный
безжизненному взгляду греков или турок, изображенных на бульваре Тампль в
Париже, и говорил: "Ступайте вон!" Иногда этот человек вновь обретал свой
былой разум, и тогда он давал жене прекрасные советы по части продажи вин;
но в эти периоды он становился и крайне несносным, воровал из шкафов сласти
и тайком пожирал их. Подчас, когда приходили постоянные их гости, он отвечал
на вопросы учтиво, но чаще всего бормотал что-то несвязное. Так, например,
даме, спросившей его: "Как вы сегодня себя чувствуете, господин
Маргаритис?" - он ответил: "Я побрился, а вы?" - "Не лучше ли вам, сударь?
"спросила другая, а он ответил: "Иерусалим, Иерусалим". Но обычно он тупо
смотрел на гостей молчал, и тогда жена говорила: "Старик мой сегодня ничего
не смыслит". Два или три раза за пять лет, обычно в период равноденствия,
случалось все же, что он вдруг свирепел от этого замечания, вытаскивал нож и
орал: "Эта стерва меня бесчестит!" Впрочем, он пил, ел и совершал прогулки,
как совершенно здоровый человек. И в конце концов на него перестали обращать
внимание, словно он был мебелью. Среди прочих его чудачеств было одно, смысл
которого никто не мог разгадать,- ибо с течением времени местные мудрецы
принялись комментировать и толковать даже самые сумасбродные действия этого
умалишенного. Он требовал, чтобы дома всегда был в запасе мешок муки и две
бочки вина собственных виноградников, и не разрешал трогать ни эту муку, ни
это вино. Но как только наступал июнь месяц, он с настойчивостью,
свойственной сумасшедшим, начинал беспокоиться о продаже этого мешка муки и
двух бочек вина. Обычно г-жа Маргаритис говорила ему, что продала обе бочки
по невероятно высокой цене, и отдавала ему деньги; он прятал их, и ни жене,
ни служанке как бы они за ним ни следили, не удавалось подсмотреть - куда.
Накануне того дня, когда Годиссар прибыл в Вувре, г-же Маргаритис было
труднее чем когда-либо обмануть мужа, к которому, казалось, вернулся
рассудок.
- Право, не знаю,- сказала она г-же Вернье,- как пройдет завтрашний
день. Представьте себе, мой старик захотел поглядеть на свои заветные бочки.
Он весь день меня поедом ел, так что пришлось показать ему две полные бочки.
К счастью, у нашего соседа Пьера Шамплена оказались две непроданные бочки;
по моей просьбе он прикатил их в наш погреб. И что же! Как увидел старик
бочки, приспичило ему самому их продавать!
Как раз перед прибытием Годиссара г-жа Вернье рассказывала мужу о
затруднительном положении, в котором оказалась г-жа Маргаритис. При первых
же словах коммивояжера Вернье решил натравить его на старика Маргаритиса.