"Оноре де Бальзак. Крестьяне" - читать интересную книгу автора

землю. Он может ее купить, а тогда он сам себе хозяин!
- Видел я прежние времена, вижу и теперешние, дорогой вы мой ученый
барин, - ответил Фуршон. - Вывеску, правда, сменили, а вино осталось все то
же! Нынешний день - только младший братец вчерашнего. Вот пропишите-ка это в
своих газетах! Разве нас освободили? Мы все так же приписаны к своей
деревне, и барин по-прежнему тут, и зовут его Труд... Все наше достояние -
мотыга - по-прежнему у нас в руках. На барина ли, на налоги ли, - налогов с
нас много берут, - а все одно надо всю жисть трудиться в поте лица.
- Но вы же можете выбрать себе какое-нибудь занятие, поискать счастья в
другом месте? - сказал Блонде.
- Говорите - поискать счастья?.. А куда я пойду? Чтобы уйти из своего
округа, нужен паспорт, а за него пожалуйте сорок су! Вот уж сорок годов не
слыхал я, как у меня в кармане звякает паршивенькая монета в сорок су о свою
соседку. Чтобы идти куда глаза глядят, надобно столько же экю, сколько
встретишь на пути деревень, а много ли найдется Фуршонов, у которых есть на
что побывать в шести деревнях? Только военная служба вытягивает нас из
селений. А на что нам нужна она, эта армия? Чтобы полковник жил за счет
солдат, как богатый живет за счет крестьянина? Пожалуй, на сотню полковников
одного и то не сыщешь, чтоб из нашего брата, крестьян, был. Тут, как и
везде, богатеет один, а сотня других пропадают. А почему они пропадают?..
Богу известно да ростовщикам тоже! Вот и выходит, что лучше всего сидеть по
своим деревням, куда нас, не хуже овец, загнала тяжелая наша жизнь, как
раньше загоняли господа. И плевать мне на то, что нас здесь держит! Держит
ли нас здесь нужда или барин - все одно мы, как каторжные, на весь век к
земле прикованы. Вот мы ее, матушку, и ковыряем, и перекапываем, и навозим,
и разделываем для вас, что родились богатыми, как мы родились бедняками. Все
мы, вместе взятые, никуда не уйдем, какие есть, такие и останемся... Наших в
люди выходит куда меньше, чем ваших вниз скатывается! Мы хоть и не ученые, а
в этом деле тоже кое-что понимаем. Не надо нам ставить каждое лыко в строку.
Мы вас не беспокоим, дайте и нам спокойно пожить... Не то, если дело этак
дальше пойдет, придется вам нас кормить в ваших тюрьмах, а там много лучше,
чем на нашей соломке... А хотите оставаться хозяевами, так мы всегда будем
врагами, - сегодня, как и тридцать лет назад. У вас - все, у нас - ничего,
нельзя же еще требовать от нас и дружбы.
- Вот что называется открытым объявлением войны. - сказал генерал.
- Ваше сиятельство, - продолжал Фуршон, - когда Эги принадлежали
бедняжке барышне (да помилует господь ее душу, потому, как говорят, она в
молодости пожила в свое удовольствие), мы горя не знали. Она позволяла
кормиться с ее полей и дровишки из ее леса таскать, бедней от этого она не
стала! А вы хоть и не беднее ее, травите нас, ни дать ни взять как лютых
зверей, и тягаете бедноту по судам!.. Ну, так вот, это кончится плохо! Быть
из-за вас страшной беде. Я видел, как ваш лесник, мозгляк Ватель, чуть было
не убил несчастную старуху из-за полена дров. Вас ославят врагом бедного
люда, будут ругать на всех деревенских посиделках; будут так же проклинать,
как благословляют покойную барышню! Проклятие бедноты, ваше сиятельство,
быстро растет и вырастает много выше самых высоких ваших дубов, а из дубов
делают виселицы... Никто здесь не говорит вам правды, - так вот вам эта
самая правда! Я со дня на день смерти жду, мне терять нечего, ежели я ко
всему прочему в придачу выложу вам правду!.. Под мою и Вермишелеву музыку по
большим праздникам в "Кофейне мира" в Суланже пляшут крестьяне, и я слышу,