"Оноре де Бальзак. Турский священник" - читать интересную книгу автора

Аббат Шаплу в своем завещании действительно оставил Бирото библиотеку и
всю обстановку. Обладание столь желанными предметами и перспектива
поселиться в качестве нахлебника у мадемуазель Гамар немало смягчили скорбь
Бирото по скончавшемуся другу. Быть может, воскресить его он бы и не
захотел, хотя все же оплакивал его. Несколько дней он был подобен Гаргантюа,
который, похоронив жену, подарившую ему Пантагрюэля, не знал, радоваться ли
ему рождению сына или горевать о кончине своей доброй Бадэбек, и, совсем
запутавшись, радовался смерти жены и оплакивал рождение сына.
Аббат Бирото провел первые дни траура, проверяя книги своей библиотеки,
пользуясь своей мебелью, осматривая ее и повторяя тоном, который, к
сожалению, не был увековечен нотной записью:
- Бедняга Шаплу!
Словом, радость и горе настолько занимали его, что он не опечалился,
когда место каноника, на которое покойный Шаплу прочил его, было отдано
другому. Мадемуазель Гамар охотно приняла к себе викария, и с этой поры он
приобщился ко всем житейским радостям, какие ему восхвалял каноник.
Неоценимые блага! Послушать покойного Шаплу, так выходило, что ни один из
турских священников, даже сам архиепископ, не был предметом столь нежных и
тщательных забот, какие расточала мадемуазель Гамар обоим своим жильцам. Во
время совместных прогулок по бульвару каноник почти неизменно с первых же
слов упоминал о вкусном обеде, которым его только что накормили, и редко
случалось, чтобы он не повторял по меньшей мере дважды в день: "У этой
достойной девицы несомненное призвание к тому, чтобы заботиться о духовных
особах!"
- Подумайте только, - хвастал он своему другу, - за все двенадцать лет
ни разу ни в чем не терпеть недостатка: чистое белье, стихари, брыжи - все
лежит в порядке и надушено ирисом. Мебель моя всегда блестит и обтерта так
хорошо, что я давно уже забыл, что такое пыль! Видели вы у меня хоть
пылинку? Никогда! Дрова превосходные, в доме все, до мелочи, отличного
качества, - словом сказать, похоже на то, что мадемуазель Гамар беспрерывно
хоть одним глазком да надзирает за моей комнатой. Вряд ли за все десять лет
мне пришлось когда-нибудь позвонить дважды, чтобы попросить о чем-либо. Вот
жизнь - так жизнь! Всегда все наготове, даже ночных туфель искать не
приходится! Всегда жаркий огонь, хороший стол! Засорились как-то каминные
мехи, это меня раздражало, но стоило мне только заикнуться, и назавтра же
мадемуазель дает мне другие, а с ними и те щипцы, которыми, вы видели, я
мешаю жар.
- Надушено ирисом! - только и повторял Бирото, слушая своего друга.
Эти слова всегда поражали его. Рассказы каноника открывали перед бедным
викарием картину несбыточного счастья - у него голова шла кругом от забот о
своих стихарях и брыжах. Он был беспорядочен, зачастую забывал даже заказать
себе обед. И вот с тех пор - собирая ли в соборе св. Гатиана даяния
прихожан, служа ли обедню - всякий раз, заметив мадемуазель Гамар, он не
упускал случая поглядеть на нее с нежностью и любовью, как святая Тереза -
на небеса. Благополучие, которого жаждут все живые существа и о котором
столько мечтал Бирото, наконец выпало и на его долю. Однако всем людям, даже
и священнику, трудно обходиться без какой-либо прихоти. И вот уже полтора
года, как новое желание - стать каноником - заменило в сердце Бирото два
прежних, теперь удовлетворенных. Сан каноника стал привлекать его так, как
звание пэра должно привлекать министра-плебея. Поэтому вероятность его