"Оноре де Бальзак. Фачино Кане" - читать интересную книгу автора

своеобразно величественному; я любовался окнами Casa d'Oro[3], каждое из
которых изукрашено мрамором, - словом, всеми чудесными творениями, которые
ученому особенно дороги тем, что он волен расцвечивать их, как ему
вздумается, и что его грезы не опошляются зрелищем обыденной
действительности. Я мысленно прослеживал жизненный путь этого потомка
величайшего из кондотьеров, силясь распознать следы его несчастий и причины
того глубокого физического и морального падения, которые придавали еще
большую яркость искоркам величия и благородства, вспыхнувшим в нем теперь.
Вероятно, наши мысли совпали: ведь слепота, думается мне, не давая вниманию
растрачиваться на предметы внешнего мира, тем самым значительно ускоряет
духовное общение.
Я немедля получил доказательство взаимности нашей симпатии. Фачино Кане
перестал играть, встал, подошел ко мне и так вымолвил: "Пойдемте!" - что
голос его подействовал на меня подобно электрическому току. Я подал ему
руку, и мы вышли.
Когда мы очутились на улице, он сказал:
- Вы согласны отвезти меня в Венецию, сопровождать меня туда? Согласны
поверить мне? Вы будете богаче десяти самых богатых семейств Амстердама или
Лондона, богаче Ротшильда - словом, вы будете одним из тех богачей, о
которых говорится в "Тысяче и одной ночи".
Я подумал было, что он безумен, но он говорил так властно, что я
невольно подпал под его влияние. Я покорно последовал за ним, и он с
уверенностью зрячего повел меня ко рвам Бастилии. Он уселся на камень в
пустынном уголке, где впоследствии был построен мост, соединяющий набережные
Сен-Мартенского канала и Сены. Я сел на другой камень, против старика, седые
волосы которого при лунном свете сверкали, словно серебряные нити. Тишина,
едва нарушаемая гулом бульваров, смутно доносившимся до нас, ясность ночи -
все придавало этой сцене подлинно фантастический характер.
- Вы говорите молодому человеку о миллионах и сомневаетесь в том,
согласится ли он претерпеть тысячу мытарств, чтобы получить их! Уж не
смеетесь ли вы надо мной!
- Умереть мне без покаяния, если то, что я вам расскажу, неправда, -
горячо сказал он. - Мне было двадцать лет, как вам теперь, я был богат, я
был знатен, я был красив; я начал с величайшего из безумств - с любви. Я
любил, как уже не любят ныне, я доходил до того, что, с опасностью быть
обнаруженным и убитым, прятался в сундук, одушевляясь одной лишь надеждой -
получить обещанный поцелуй. Умереть ради нее казалось мне заманчивее долгой
жизни. В 1760 году я увлекся восемнадцатилетней красавицей из рода
Вендрамини, супругой Сагредо - одного из самых богатых сенаторов, человека
лет тридцати, который без памяти любил свою жену. И я, и моя возлюбленная
были невинны, как херувимы. Sposo[4] застал нас за беседою о любви; я был
безоружен, он оскорбил меня; я бросился на него, я задушил его голыми
руками, свернул ему шею, как цыпленку. Я хотел уехать с Бьянкой, она не
пожелала последовать за мной. Таковы женщины! Я бежал один, был осужден
заочно, мое имущество подверглось секвестру в пользу моих наследников; но я
увез свои бриллианты, пять полотен Тициана, свернутых трубкой, и все свое
золото. Я отправился в Милан, где меня не тревожили: власти моим делом не
интересовались.
Прежде чем продолжать рассказ, - сказал он после недолгой паузы, - я
замечу следующее: влияют ли, нет ли причуды женщины во время беременности