"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

погрузился в раздумье, постиг чувства, приоткрыл завесу новых наук, создал
настоящее сонмище идей. Остановленный на бегу, слишком слабый для того,
чтобы созерцать высшие сферы, он посвятил себя самосозерцанию. Тогда он
показал мне сражение мысли, возражающей самой себе, ищущей раскрытия тайн
природы, как врач, изучающий развитие собственной болезни. В этом состоянии
силы и слабости, детского очарования и сверхъестественного могущества только
Луи Ламбер мог дать мне самую поэтическую и самую правдивую идею существа,
которое мы называем ангелом; эту идею, правда, дала мне еще одна женщина,
чье имя, черты, образ и жизнь я хотел бы скрыть от мира для того, чтобы быть
единственным хранителем тайны ее существования и похоронить эту тайну в
глубина моего сердца.
Третья фаза ускользнула от меня. Она началась после того, как я был
разлучен с Луи, который вышел из коллежа только около середины 1815 года,
когда ему исполнилось восемнадцать лет. Примерно за шесть месяцев до
окончания коллежа Луи потерял мать и отца. Не находя в семье никого, с кем
он мог бы сблизиться душой, по-прежнему пылкой, но после нашей разлуки
всегда подавленной, он нашел убежище у своего дяди и опекуна, который был
изгнан из прихода, как присягавший в свое время республике, и поселился в
Блуа. Луи жил там некоторое время. Очень быстро его охватило желание
завершить свое образование, которое он считал незаконченным, и он отправился
в Париж, чтобы повидаться с госпожой де Сталь и получить знания из самых
высших источников. Старый священник, чувствовавший большую слабость к своему
племяннику, позволил Луи истратить свое наследство за три года пребывания в
Париже, хотя Ламбер и жил там в страшной нищете. Это наследство состояло из
нескольких тысяч франков. Ламбер вернулся в Блуа к началу 1820 года,
изгнанный из Парижа страданиями, на которые обречены люди без денег. В
течение всего времени, когда он там жил, он, вероятно, был во власти тайных
гроз, ужасных бурь мысли, которым подвержены люди искусства, если судить по
единственному факту, оставшемуся в памяти его дяди, и по единственному
письму из всех написанных Луи Ламбером в эту эпоху и сохраненному дядей,
может быть, потому, что оно было последнее и самое длинное из всех.
Вот прежде всего факты. Луи был однажды во Французском театре и сидел
на скамейке второй галереи, вблизи одного из тех столбов, где сейчас
размещены третьи ложи. Поднявшись во время первого антракта, он увидел
молодую женщину, которая только что вошла в соседнюю ложу. Вид этой женщины,
молодой, красивой, хорошо одетой, может быть, декольтированной, вошедшей в
сопровождении любовника, для которого ее лицо сияло всем очарованием любви,
произвел на душу и чувства Ламбера такое мучительное впечатление, что он
вынужден был выйти из зала. Если бы он не воспользовался последними
отсветами разума, еще не погасшего окончательно, в первые моменты этой
обжигающей страсти, может быть, он поддался бы возникшему тогда почти
неодолимому желанию убить молодого человека, которому предназначались ее
взгляды. Разве в нашем парижском свете это не было бы порывом любви дикаря,
который бросается на женщину, как на свою добычу, проявлением животного
инстинкта, слившимся с почти ослепительным порывом души, долгое время
подавленной множеством своих мыслей? Наконец, разве это не было бы тем
воображаемым ударом перочинного ножа, который когда-то был пережит ребенком
и стал у взрослого человека молниеносным пробуждением самого властного
требования любви?
Вот письмо, в котором он описывает состояние своей души, потрясенной