"Джефф Вандермеер. Подземный Венисс" - читать интересную книгу автора

лицо с неизгладимой печатью жалости к собственным неудачам! - он захотел
умереть, убить себя. Что за обиженный вид обделенного ребенка, что за
гордыня! А ведь Николь так нуждалась в утешении; он мог бы сказать слова,
которые, вероятно, спасли бы милую. Когда в ее дверь постучал Иоанн
Креститель, Шадрах подумал: "Ну, это просто голова у меня в кармане".
Мужчина не мог этого вынести. Невозможно было сохранять независимость, зная
то, что ему известно. Это значило бы сделаться подобным богу, взирающему на
все со стороны. И вот Шадрах мало-помалу целиком облекся в тело любимой,
отказался от попыток остаться личностью. Это самоотречение принесло с собой
беспредельную свободу и удивительную легкость. Он превратился в сухой
листок, носимый ветром над городской улицей, в пылинку, кружащую в воздухе.
Уши, глаза, язык, нос, руки, разум... Он стал ничем. И всем. А любовь
разгоралась все жарче - по мере того как близился час Николь... покуда руки
брата не сомкнулись на ее горле; тогда мужчина подумал, что тоже умрет.
Перед ним разверзлась та же тьма, и в темноте, затрепетав, погасла последняя
свечка. В этот миг Шадраха не занимали мысли о мести: мыслей вообще не
осталось, одни только чувства, а он все силился прорубить дорожку к чужой
памяти, успокоить любимую и в то же время запомнить ее. Дотянуться до
Николь, уже не в качестве наблюдателя или тени, но как-то поговорить,
объяснить, что она жива, что он рядом и не даст ей погибнуть. Однако Шадрах
не мог этого сделать - то ли по своей вине, то ли потому, что связь между
ними была ограничена. Не смог выйти за собственные рамки, чтобы дотронуться
до любимой. Правда, не сумел. В конце концов, именно ужас, не смерть Николь
и не гнев на Квина или Николаса, вырвал мужчину наружу - с воплем потерянной
души.

* * *

Он очнулся на руках у психоведьмы. Та хлестала его по щекам, буравя
сверху вниз механическим глазом. Дело происходило в приемной, и как только
мужчина пришел в себя, Рафта отпрянула, предоставив его заботам кресла.
- Все хорошо, - проговорила она, словно Шадраху приснился дурной сон.
Что-то с его телом было не так: оно казалось чересчур большим,
долговязым и неуклюжим. По щеке стекала горячая струйка. Мужчина утерся и
понял, что это кровь.
- Ты вырвал из головы разъем, - пояснила Рафта. - Надо же было
додуматься. Но зато ты проснулся. Проснулся. Жив. И она жива. Я даже ввела
тебе в вену протеины с витаминами, а то, кажется, ты уже дня два не брал в
рот ни крошки. Так что все в порядке, и можешь больше не дрожать.
Психоведьма достала самозагорающуюся сигару, затянулась и присела рядом
в кресло.
- Кэндл ушел, - сообщила она. - Велел передать, что мечтает никогда
тебя больше не видеть.
Шадрах глубоко и судорожно дышал, чувствуя, как руки бьет крупная
дрожь. Мужчине хотелось ударить Рафту, но он продолжал обессиленно лежать в
кресле. Как можно такое помнить? Как можно такое забыть? Он побывал внутри
разума Николь. Побывал ею . И теперь те странные дикие звери из района
Толстого будут вечно рыскать в глубинах его сознания. Осталось такое
чувство, будто с ним только что занимался любовью мужчина-голограмма. На
сердце легло тяжелое бремя ее любви, потом отчуждения и, наконец, -