"Джефф Вандермеер. Подземный Венисс" - читать интересную книгу автора

глазами бежит поток изображений - попадаются даже черно-белые - из
допотопных плоских массмедиа вроде кино или фотографии в сопровождении
звуков, обозначающих каждый раз одно и то же: неописуемую боль, неописуемые
страдания... Вот человек на фоне ярмарочной площади достает большой
изогнутый нож и свежует живую собаку - проворными точными движениями снимает
шкуру. Жертва громко визжит, а потом, оставшись голой, словно едва появилась
на свет, судорожно дышит, зажмурив глаза, - розовая, уязвимая, до смерти
перепуганная; человек принимается за нового пса, а первый (его показывают
невыносимо крупным планом) попадает в подставленную сумку покупателя, точно
фунт риса... А вот щенки, повешенные на телефонных столбах... карликовые
песчанки варятся заживо в котелках... мышей заливают воском ради выставки
Живого Искусства... виды свалок за городскими стенами, где беспрестанно
страдают животные, задыхаясь и кашляя от химикатов и ядовитых газов...
люди-мучители втыкают управляющие элементы в головы сурикатов и вынуждают их
терзать Друг друга...
На это нельзя, невозможно долго смотреть. Слишком ужасно... Но ты
возвращаешься глазами к экрану и видишь уже не зверей, а людей -
обезображенных, искалеченных, сожженных, зарезанных, задушенных газом... Как
ни удивительно, сурикаты реагируют на увиденное с явным отвращением -
потрясенно отворачиваются, как и ты, прикрывают глаза детенышам, как
нормальные заботливые родители...
Тебя пробирает озноб. Что же они теперь думают о роде, из-за которого
мир докатился до подобного тупика? Существа переговариваются, размахивают
лапами... Внезапно тебя захлестывает паника, никак не связанная со страхом
обнаружения. Ужас пенится прямо в крови, ладони становятся липкими, дыхание
перехватывает, но ты как-то справляешься с этим и отползаешь сквозь низкую
поросль, покуда свет за спиной не превращается в слабые отблески среди
мрачной зелени, а под ногами не разворачивается лентой дорожка из белой
гальки.
Тут уже страх одолевает тебя по-настоящему, хватает за горло, отнимает
ноги - и ты бросаешься наутек, не разбирая пути, прикусив язык, чтобы не
кричать, не заметив, как чуть не подвернулась лодыжка или как ветви хлещут
по лицу. Позабыты Шадрах, Сальвадор, Николас, Квин. Впереди белеет
платформа, и ты разгоняешься, прыгаешь на нее и кидаешься сквозь голограмму
обратно в тупиковый проулок. Зловоние, смрад, городская грязь возвращаются.
В легких пылает огонь. Ноги болят.
Останавливаешься, чтобы перевести дыхание. Вдруг до тебя доходит, что
все это время, даже сквозь панику, не меньшую, чем у того несчастного пса, в
голове звучал настойчивый голос. Он повторял: "Мы не главные. Мы не
главные". Шанхайский цирк Квина означает одно: вымирание твоей расы.
Эти люди, что устало бредут по домам, управляемые, управляющие, -
кто-нибудь понимает, что место их уже занято? Изгнанники . Сколько же
времени пройдет, пока они догадаются?

Глава 7

Позже, у себя дома. Ты любишь ночные огни, тишь по углам улиц, словно
разбитое на пиксели окно в капельках осевшего тумана. Тебе нравится
чувствовать, как теплые простыни греют кожу в прохладной комнате. Ты любишь
быстроту свих пальцев во время программирования: они точно сами знают, что