"М.А.Барг. Европа в столетие революций " - читать интересную книгу автора

в соседних с ней территориях. Изменение этой конъюнктуры тотчас же
обнаружило несоразмерность внешнеполитических амбиций внутренним
возможностям этой монархии. Что же касается Польши - Речи Посполитой, то в
ней королевская власть была в такой степени ограничена волей шляхты при
крайне слабом развитии бюргерства, что достаточно было в
сословно-представительном собрании - сейме - выступить одному ее
представителю против намерений монарха, чтобы наложить на них вето.
Если же учесть, что королевская власть в этой стране была не
наследственной, а выборной (сеймом), что она не располагала ни постоянной
армией, ни централизованным административным аппаратом, то не будет ничего
удивительного в том, что полновластие магнатов было здесь бесспорным, что не
только закрепощенное крестьянство, но и города фактически находились в
подданстве не короля, а шляхты. Таким образом, мы вправе заключить, что,
являясь номинально монархией, Польша на самом деле представляла собой
образец дворянской республики.

Обратим наконец внимание на крупные сдвиги в интсллектуальной жизни
Европы XVII века. О направлении и существе их уже говорилось выше. Здесь же
осталось заметить, что с первого взгляда новые явления и различных сферах
духовной культуры могут казаться не только противоречивыми, но и нередко
взаимоисключающими. Однако таково универсальное свойство
культурноисторических эпох действительно переломных, обновляющих видение
человеком окружающего его мира и самого себя.

Вторая половина XVI и первые десятилетия XVII века - это период так
называемого позднего Возрождения, его заката. Хотя признаки исчерпания его
духовной энергии стали очевидными уже во второй половине XVI века, смена
культурно-исторических эпох произошла только в XVII веке, когда полностью
раскрылся утопизм его социально-этического идеала и анахронизм его
самосознания. Некогда столь обнадеживающе прозвучавший призыв "назад, к
классикам" вылился в конечном счете в бездумный формализм и маньеризм.
Господствовавшая в университетах препарированная схоластами логика
Аристотеля превратилась к этому времени в основную помеху на пути к
осмыслению нового человеческого опыта. Не столь еще давно распространенная
вера в безграничные познавательные способности человека сменилась глубоким
скепсисом в отношении самой этой способности. Отражение этой нараставшей
волны скептицизма мы находим в "Опытах" Монтеня, посвятившего специальную
главу обоснованию "ненадежности наших суждений", отличающихся "смутностью" и
"неуверенностью".

Однако, серьезно подорвав авторитет чисто рассудочных умозаключений,
скептицизм подготовил появление Бэкона, противопоставившего логике
Аристотеля логику опытной науки. "Логика, которой теперь пользуются (т.е.
логика Аристотеля.- М. Б.),- писал он в "Афоризмах",- скорее служит
укреплению и сохранению заблуждений... чем отысканию истины. Поэтому она
более вредна, чем полезна". Развернувшаяся в начале XVII века научная
революция заложила основы опытного знания. Открытия Галилея (1564-1642) и
Кеплера (1571-1630), обобщившего в математических формулах накопившиеся со
времени Коперника (1473-1543) астрономические наблюдения, создали новую
механику и новую астрономию. Опытное подтверждение с помощью телескопа идеи