"Алессандро Барикко. CITY" - читать интересную книгу автора

застывшей структурой. Это присутствие, как правило, "приводит мир в
движение", если строго придерживаться терминологии самого профессора
Мондриана Килроя.
Смысл всего этого выяснялся довольно отчетливо - хотя, бесспорно, в
очень забавной форме, - из лекций профессора, из некоторых - особенно
очевидно, и с необычайной четкостью в одной из них, под номером 11,
посвященной "Нимфеям" Клода Моне. Как известно, "Нимфеи" - это, строго
говоря, не картина, а ансамбль из восьми больших настенных панно, которые,
расположенные друг рядом с другом, должны составлять впечатляющую композицию
длиной в девяносто и высотой в два метра. Моне работал над ней бессчетное
множество лет, решив в 1918 году преподнести ее своей родине, Франции, в
честь победы в Первой мировой войне. Он продолжал трудиться над панно до
конца своих дней и умер 5 декабря 1926 года, успев увидеть их на публичной
выставке. Заслуживающий внимания toure de force [здесь: ловкость - фр.]. Тем
не менее панно встретили неоднозначный прием у критики, называвшей их то
пророческим шедевром, то мазней, годной лишь для украшения какой-нибудь
brasserie [кафе, кондитерская - фр.]. Публика до нашего времени относится к
ним с пылким и нескрываемым обожанием.
Как любил подчеркивать сам профессор Мондриан Килрой, "Нимфеи" обладают
одной парадоксальной - и сбивающей с толку, прибавлял он, - чертой: речь
идет о сюжете, достойном сожаления. Панно длиной в девяносто и высотой в два
метра увековечивают пруд с водяными лилиями. Кое-где деревья, плюс кусочек
неба, но в основном - вода и лилии. Трудно подыскать более незначительный, в
общем-то, китчевый сюжет, и нелегко понять, почему гений мог посвятить
такому дурацкому замыслу годы труда и десятки квадратных метров полотна.
Вполне хватило бы полдня и боков фарфорового чайничка. Но именно в нелепости
замысла и кроется гениальность "Нимфей". Ясно, что именно, - настаивал
профессор Мондриан Килрой, - что именно желал сделать Моне: изобразить
ничто.
Это превратилось для него в навязчивую идею: изобразить ничто. И
поэтому тридцать последних лет его жизни были, похоже, целиком заняты этим,
- съедены без остатка. Точнее, начиная с того момента, когда в ноябре 1893
года он приобрел обширный участок рядом со своей усадьбой в Живерни и
увлекся мыслью соорудить там большой бассейн с водяными цветами - иначе
говоря, пруд с водяными лилиями. Проект этот можно, упрощая, определить как
запоздалое эстетство, поглотившее старика с головой. Но профессор Мондриан
Килрой не колеблясь называл его первым шагом по исполнению дальновидного
плана, шагом человека, твердо знающего, куда он идет. Чтобы написать ничто,
надо сперва его найти. Моне сделал кое-что большее: он его создал. Он
осознавал, что решение задачи - не отыскание искомого ничто путем прыжка за
пределы реальности (на такое способен любой абстракционист), но получение
этого ничто через последовательное стирание и ослабление реальности. Он
понял: ничто - это все вокруг, схваченное в момент своего временного
отсутствия. Он представлял ничто как нейтральную зону между тем, что есть, и
тем, чего больше нет. Он осознавал, что исполнение замысла потребует
времени.
- Извините, меня вызывает простатит, - обычно говорил профессор
Мондриан Килрой, доходя до этого места в лекции номер 11. Он отправлялся в
туалет и возвращался оттуда несколько минут спустя заметно повеселевшим.
История повествует, что Моне на протяжении этих тридцати лег больше