"Джон Перри Барлоу. Животная пища " - читать интересную книгу автора

компании местного судьи!
Но, увы, судебная власть преследовала меня на протяжении всей моей
карьеры, и каждая поездка, каждое выступление, каждое появление на сцене
Капитана Смака требовали скрупулезнейших расчетов, как будто я собирался
грабить банк. Работать стало почти невозможно. Дошло до того, что я больше
не пытался превратить свои выходы на сцену в шоу, как это делали старые
мастера: они завлекали ротозеев тем, что изображали страшные колики,
хватаясь за живот и пошатываясь, как будто вот-вот лопнут и оросят
изумленную публику содержимым желудка. Я торопливо запихивал еду в рот,
одним глазом наблюдая за зрителями - не появится ли среди них бледное пустое
лицо чиновника из отдела здравоохранения, - а вторым выискивая управляющего
ярмаркой, которого вынудили запретить мои выступления. Причем денег за
аренду мне никогда не возвращали. Сказать по правде, Капитан Смак и его
Чудесный Рот сматывались со стольких ярмарок, что и не сосчитать, и порой
мне приходилось дожевывать на бегу.
Но вернемся к "роллс-ройсу" и его великому хозяину. Кто устоит перед
таким соблазном? Вот вы, сидя рядом с Маллиганом и чувствуя, как сладко
покалывает в груди от волнения перед вечерним концертом, не бросили бы все
ради такой работы?
Ярмарки имели и свои преимущества. Обычно гуляки предлагали то же, что
ели сами. Кто-то бросал мне надкушенное яблоко, а я делал вид, будто
внимательно его осматриваю, после чего соглашался на фартинг. Мне передавали
монету, и я начинал жевать. Если раздавались приглушенные смешки, значит,
фрукт был червивый или гнилой. Но для меня это не имело значения, потому что
одно жалкое яблоко привлекало внимание зрителей, и за ним следовали более
высокооплачиваемые закуски. С земли поднимали сосиску, вывалянную в грязи, и
я проглатывал ее за пенс, рисуя в воображении копченого лосося или
рахат-лукум. Однажды на востоке Франции толпа взволнованных мальчишек
скормила мне свои сандвичи, и я за сущие гроши съел сразу десяток. За такое
глупое расточительство меня и детей крепко выругали их родители. В другой
раз, в каком-то безвестном городке Восточной Германии (железный занавес
тогда запрещал мне появляться в тех местах, где подобных выступлений больше
всего ждали), кучка подвыпивших парней швырнула мне полпалки салями и
другие, менее аппетитные холодные закуски. Не удовольствовавшись этим, они
нашли два сухих несъедобных (так им казалось) кабачка и несколько грязных
картофелин. Денег у них больше не было, а потому парни стали подначивать
местных ротозеев, чтобы те вытряхивали из карманов последнюю мелочь. Взвесив
все деньги на ладони, я чинно кивнул и начал молоть.
В тот день, как и не раз впоследствии, мне все не давал покоя один
вопрос: "Я что, должен спать с этой гадостью в брюхе?" Трудность заключалась
в том, чтобы избавиться оттого или иного предмета в нужный момент, ведь
нормальный человек предпочел бы сделать это как можно быстрее. Мне же
приходилось гармонично сочетать два процесса, балансировать на грани
невозможного и сдерживать естественные реакции организма, дабы развлекать и
изумлять публику. Притом что продукт, по-настоящему достойный моих
нечеловеческих усилий, никто бы не стал даже пробовать. Ну а дальше дело
оставалось за малым: просто освободить желудок.
Тем временем Маллиган все реже появлялся на сцене. В его поведении я
замечал едва уловимые следы усталости. Плохим аппетитом он по-прежнему не
страдал, но ему становилось все труднее изображать удовольствие от поедания