"Джулиан Барнс. Как это было" - читать интересную книгу автора

ему веселья не прибавило. Мы провели на Кипре три сказочные недели --
чудесная погода, отличнг гостиница, купались, привыкали друг к дружке, --
так чтоЗ хотя рейс и задержался, в Гатвик мы прилетели в замеча^ тельном
настроении. Пока я ждал на кругу, Джили сходила
66
за тележкой, а тут и чемоданы приехали. Я их установил, но оказалось,
что одно колесико у тележки не крутится. Из-за этого она вихлялась и
верещала, точно старалась привлечь внимание таможенников, мол, ребята,
хорошенько перетряхните багаж этого парня. Так по крайней мере мне казалось,
когда мы проходили зеленым коридором. Мы тогда уже вместе везли эту дурацкую
тележку, одной Джилиан не под силу было сладить с ее вихлянием.
Ничего удивительного, что мы не узнали Оливера сразу в зале прилета. О
своем приезде мы никому не сообщали, и нам вообще, честно сказать, ни до
кого не было дела, кроме друг друга, и когда из толпы шоферов, встречающих
разные рейсы, выступил один и сунул нам под нос какой-то плакат, я его, не
глядя, слегка оттолкнул. От него сильно разило вином, я еще подумал, что
фирма, которая посылает пьяных водителей набирать клиентов, долго не
просуществует. А оказалось, это Оливер. На голове - шоферская фуражка, в
руках - плакат с нашими именами. Я притворился, будто рад ему, но на самом
деле сразу подумал о том, что мы с Джил не будем ехать одни в поезде до
"Виктории". К нам присоединится Оливер. Не добрая мысль, верно? Поняли
теперь, что я говорил насчет жалости?
Выглядел он ужасно. Похудел, лицо бледное, осунувшееся, волосы, всегда
так аккуратно причесанные, всклокочены. Стоит, ждет. А потом, когда мы его
узнали, бросился нас обоих обнимать и целовать. Совсем на него не похоже.
Вид не столько приветственный, сколько жалкий. И вином от него действительно
пахло. По какому поводу? Он объяснил, что наш самолет задерживался, и ему
пришлось отсиживаться в буфете, а потом еще приплел что-то про некую даму,
"возжелавшую напоить возницу Фаэтона", как он выразился, но как-то
неубедительно это прозвучало, ни Джил, ни я не поверили ни единому слову. И
еще одна странность: он даже не справился, как мы провели медовый месяц.
Спохватился уже потом, много позже. А снача-
к 67
ла пустился разглагольствовать про то, как мать Джилиан ни за что не
соглашалась сообщить ему, где мы находимся. Я даже подумал, что, может быть,
не стоит пускать его за баранку в таком состоянии.
Позднее я выяснил, в чем дело. Оказывается, Оливер потерял работу,
можете себе представить? Допрыгался до того, что его выгнали из английской
школы имени Шекспира. Ну, это уж надо было уметь. Не знаю, что Оливер
рассказывал вам про школу имени Шекспира, но поверьте мне, это сомнительное
учреждение. Задумаешься, как они ухитрились раздобыть лицензию, и оторопь
берет. Был я там один раз. Хорошее старинное - викторианское, что ли, --
здание в бывшем чистом квартале, у входа пузатые колонны, ограда на
тротуаре, вниз, в полуподвал, ведут ступени. Но теперь весь этот район
пришел в запустение. Телефонные будки сплошь исписаны телефонными номерами
проституток, улицы не подметаются, наверно, с 1968 года, на чердаках до сих
пор гнездятся последыши-хиппи, крутят свою полоумную музыку. Словом, ясно,
что за район. Да еще директор школы похож на серийного убийцу. И из такого
учебного заведения Оливер умудрился вылететь.
Он не хотел об этом говорить, буркнул только, что ушел по собственному