"Джулиан Барнс. Как это было" - читать интересную книгу автора

-- генетическая черта, получающая сейчас все большее распространение, разве
что Дарвин мог бы объяснить почему. ,
Да, вот такой, мне кажется, я ее увидел. Признаюсь, я не из тех
гостеприимцев, которые считают, что переходить в разговоре на личности можно
только после долгих обходных маневров. В отличие от чибиса я не увожу
собеседника от гнезда, заводя речи на такие животрепещущие темы, как
политические события в Восточной Европе, очередной африканский переворот,
шансы на выживание китов или зловещая область низкого атмосферного давления,
нависающая над нами со стороны Гренландии. Налив Джилиан и ее кавалеру по
кружке китайского чая "Формоза Улонг", я без дальних слов стал задавать ей
вопросы: сколько ей лет, чем она занимается и живы ли
еще ее родители.
Она отнеслась к этому вполне благодушно, хотя Стюарт задергался, как
носовая перегородка кролика. Выяснилось, что ей двадцать восемь; что
родители (мать - француженка, отец - англичанин) несколько лет как
разошлись, отец дал деру с какой-то крошкой; и что она - в прислугах у
изящных искусств, обновляет потускневшие краски минувшего. Как вы сказали?
Да нет, просто реставрирует живопись.
Перед их уходом я не утерпел, отвел Джилиан в сторону и сделал ей
бесценное замечание, что джинсы-варенки с
34
кроссовками - это катастрофа, просто удивительно, что она среди бела
дня прошла по улицам до моего дома и не была пригвождена к позорному столбу.
- А скажи-ка, - проговорила она в ответ, - ты не... -Да?
- Ты не красишь губы?
3. В то лето я блистал
СТЮАРТ: Только, пожалуйста, не судите Оливера так строго. Его иногда
заносит, но по существу он человек добрый и сердечный. Многие его не любят,
некоторые даже терпеть не могут, но вы узнайте его с лучшей стороны. Девушки
у него нет, денег, можно сказать, ни гроша, да кще работа, от которой с души
воротит. Почти весь его сарказм - это просто бравада, и если я мирюсь с его
насмешками, неужели вы не можете? Постарайтесь отнестись к нему
снисходительнее. Ну, я прошу. Я счастлив. Не расстраивайте меня.
Когда нам было по шестнадцать, мы с ним отправились автостопом в
Шотландию. На ночь останавливались в молодежных общежитиях. Я готов был
голосовать любой проезжающей машине, но Оливер выставлял большой палец,
только если машина отвечала его тонкому вкусу, а на те, что ему не
нравились, смотрел волком. Так что нам с автостопом не особенно везло. Но
все-таки до Шотландии мы в конце концов добрались. Там почти все время лил
дождь. Когда нас в дневное время выставляли из общежития, мы разгуливали по
улицам или отсиживались под крышей на автобусных станциях. У нас обоих были
ветровки с капюшонами, но Оливер свой на голову не натягивал, говорил, что
не хочет быть похожим на монаха и тем
2* 35
поддерживать христианство. Поэтому он промокал сильнее, чем я.
Раз мы целый день просидели в телефонной будке - это было где-то в
окрестностях Питлохри, мне помнится, - играли в морской бой. Это такая
игра, когда чертят сетку на клетчатой бумаге, и у каждого игрока есть один
линкор (четыре клеточки), два крейсера (по три клеточки), три эсминца (по
две клеточки) и так далее. И надо потопить весь флот противника. Один из нас