"Джулиан Барнс. По ту сторону Ла-Манша" - читать интересную книгу автора

надвигается Вторая мировая война, и передислоцировались на Гуадалканал.
Видимость ограничивалась несколькими метрами, шоссе было узким и сбоку,
совсем рядом, обрывалось в неизвестность. Мне показалось, что за
полуоткрытым окном я слышу коровьи колокольцы, козу и повизгивание волынок,
но, впрочем, это могли быть и свиньи. Я по-прежнему был исполнен бодрой
уверенности. Я ощущал себя не испуганным туристом, выбирающим путь вслепую,
но более, как не сомневающийся в себе писатель, знающий путь своей книги.
Внезапно я вырвался из сырого тумана под солнечный свет и небо
по-энгровски синее. Деревня Марран выглядела обезлюдевшей: жалюзи лавок
опущены, лотки с овощами перед Г(C)picerie[86] укрыты мешковиной, на крыльце
посапывает собака. Церковные куранты показывали 2 часа 50 минут, но пока я
смотрел, сипло пробили три раза. На стеклянной двери boulangerie[87] были
вытравлены часы ее работы: 8 ч. - 12 ч., 16 ч. - 19 ч. Меня охватила
ностальгия - именно это старомодное расписание правило бал, когда я впервые
открыл для себя Францию. Если вы не купили припасы для пикника до
двенадцати, то оставались голодными, так как все знали, что во французских
деревнях charcutier[88] нуждался в четырехчасовом перерыве, чтобы переспать
с женой булочника, булочник - в четырех часах, чтобы переспать с владельцем
quincaillerie[89] и так далее. Ну а понедельники - забудьте! Все будет
закрыто с обеда в воскресенье до утра вторника. Теперь пан-европейский
коммерческий импульс проник во Францию повсюду, кроме, как ни странно, этого
места.
Станция, когда я к ней приблизился, тоже выглядела закрытой на обед. И
касса, и газетный киоск были закрыты, хотя по непонятной причине радиоузел
станции словно бы передавал музыку. Судя по звукам, любительский духовой
оркестр наяривал Скотта Джоплина. Я толкнул дверь с непрозрачным от грязи
стеклом, вышел на неподметенную платформу, заметил растущий между шпалами
чертополох и увидел слева от себя маленькую делегацию встречающих. Мэр, или,
во всяком случае человек, выглядящий как мэр благодаря официальному кушаку и
бородке. Позади него выстроился самый странный муниципальный оркестр, какие
мне только доводилось видеть: один корнет, одна труба и один серпент, все
усердно исполняющие один и тот же опус в стиле рэг-тайма, мюзик-холла или
как их там. Мэр, молодой, пухловатый, с землистым цветом лица, выступил
вперед, ухватил меня за плечи и проделал со мной церемонный поцелуй - правая
щека к левой, левая щека к правой.
- Благодарю вас, что вы меня встретили, - сказал я механически.
- Присутствие есть исполнение, - сказал он с улыбкой. - Мы надеемся,
вам приятно услышать музыку вашей родины.
- Боюсь, я не американец.
- Как и Скотт, - сказал мэр. - А! Вы не знаете, что его мать была
шотландкой? Ну, во всяком случае, вещь называется "Ля Пиккадилли". Не
продолжить ли нам?
По какой-то причине, мне неизвестной, но явно очевидной мэру, я
последовал за ним шаг в шаг, а позади меня ad hoc[90] снова загремела "Ля
Пиккадилли". Я выучил этот опус наизусть, так как продолжительность его чуть
больше минуты, и они сыграли его семь-восемь раз, пока мы шествовали по
платформе, через неохраняемый переезд и спящее селение. Я ожидал, что
charcutier запротестует, указывая, что вопли труб отвлекают его от
сексуальной сосредоточенности на супруге булочника, или двое-трое любопытных
мальчишек выбегут из какого-нибудь проулка, но мы прошествовали только мимо