"Джулиан Барнс. По ту сторону Ла-Манша" - читать интересную книгу автора

петлистым почерком, что данное слово, на ее взгляд, является скорее
просторечным, чем разговорным, или что в примере иллюстрируется скорее
образное, нежели переносное значение. Гранки она передавала мистеру
Ротуэллу, заместителю главного редактора, но никогда не пыталась выяснить,
учли ее пометы при окончательной редактуре или нет. Мистер Ротуэлл,
бородатый, молчаливый и невозмутимый, высоко ценил ее дотошность, ее
безошибочное понимание лексикографических тонкостей и готовность брать
работу на дом, когда подходил срок сдавать очередную порцию в набор. Он про
себя и вслух отмечал, что особенно придирчиво она почему-то относится к
словам с пометой "устаревшее", частенько предлагая сопроводить помету знаком
вопроса. Дело, наверное, в возрасте, думал мистер Ротуэлл; более молодым,
видимо, легче согласиться с тем, что слово уже свое отслужило.
На самом деле мистер Ротуэлл был всего лишь на пять лет моложе; но мисс
Мосс - расставшись с Денисом, она снова стала именовать себя "мисс", -
старилась быстро и словно бы даже охотно. Шли годы, она грузнела, пряди
волос, и прежде непослушные, чуть больше обычного выбивались из-под заколок,
а стекла очков стали еще толще. Ее плотные чулки казались совсем
допотопными, плащ ни разу не бывал в чистке. Входя в ее кабинет, где
частично хранился архив, молодые лексикографы пытались понять, от чего
именно тут попахивает крольчатником - от стен, от старых словарных карточек,
от плаща мисс Мосс или от самой мисс Мосс? Но мистера Ротуэлла все это
ничуть не занимало, он видел главное - ее скрупулезность в работе. Хотя ей
положен был отпуск в пятнадцать рабочих дней, она уезжала самое большее на
неделю.
В первые годы ее отпуск неизменно начинался в одиннадцать часов
одиннадцатого числа одиннадцатого месяца; из деликатности мистер Ротуэлл ее
об этом не расспрашивал. Впрочем, потом она стала брать отпуск и в другие
месяцы, поздней весной или ранней осенью. После смерти родителей она
получила по завещанию небольшую сумму денег и, к изумлению мистера Ротуэлла,
однажды приехала на работу в маленьком сером "моррисе" с красными кожаными
сиденьями. Впереди на радиаторе у него красовался значок желтого металла с
буквами "АА",[68] а сзади - номерной знак с буквами GB.
Ночует она всегда в машине. Во-первых, так дешевле; но главное, никто
не мешает ей быть наедине с Сэмом. Жители деревушек в том остроконечном
треугольнике к югу от Арраса привыкли, что возле памятника павшим часто
стоит старенькая английская машина цвета ружейного металла, а внутри на
пассажирском месте спит закутанная в походное одеяло пожилая дама. Машину на
ночь она не запирает никогда: было бы глупо и даже невежливо чего-то
бояться, считает она. Спят деревни, и она спит, просыпаясь, когда мокрая от
росы корова, бредя на дойку, шаркает мягким боком по крылу "морриса". Время
от времени кто-нибудь из деревенских зовет ее к себе в дом, но она
уклоняется от их гостеприимства. Ее поведение никому не кажется странным, и
в окрестных кафе ей безо всяких просьб подают thГ(C) Г  l'anglaise.
Посетив Тьепваль, Тисл-Дамп и Катерпиллер-Вэлли, она проезжает Аррас и
по дороге D 937 направляется в Бетюн. Впереди лежат Вими, Кабаре-Руж,
Нотр-Дам-де-Лоретт. Но сначала предстоит заехать еще в одно место: в
Мезон-Бланш.[70] Какие же у этих уголков мирные названия! Но здесь, в
Мезон-Бланш, погибло 40000 немцев, 40000 Гансов лежат под тонкими черными
крестами, в образцовом порядке, как то у Гансов водится, хотя им далеко до
великолепия английских захоронений. Она медлит, пробегая глазами несколько