"Джулиан Барнс. Бдительность" - читать интересную книгу автора

положиться на свой авторитет... Я видывал, как Брендель отворачивался от
клавиатуры на середине бетховенской сонаты и свирепо взглядывал в зал более
или менее в направлении нарушителя спокойствия. Но сукин сын, вероятнее
всего, даже не замечает, что его осаживают, а мы, все остальные, нервничаем,
не зная, не выбит ли Брендель из колеи, ну и так далее.
Я избрал другой прием. Прием с леденцом от кашля был аналогичен
двусмысленному жесту велосипедиста автомобилисту: да, большое вам спасибо за
внезапный выезд на мою полосу движения - я все равно собирался резко
затормозить и схватиться за сердце. Ни в коем случае. Возможно, пришло время
слегка барабанить их по крышам.
Позвольте мне объяснить, что я довольно крепок физически: два десятка
лет занятий в гимнастическом зале вреда мне не причинили; в сравнении со
средним концертоманом цыплячьего сложения я выгляжу
водителем-дальнобойщиком. Кроме того, на мне синий костюм из плотного
материала, белая рубашка, синий гладкий галстук, и на лацкане значок с
геральдическим щитом. Я сознательно искал создать этот эффект. Нарушитель
вполне способен ошибочно принять меня за законного капельдинера. И вдобавок
я сменил партер на бенуар. Это места сбоку зала: оттуда можно следить за
дирижером, одновременно ведя наблюдение за партером и передней частью
амфитеатра. И этот капельдинер леденцов от кашля не предлагал. Этот
капельдинер дожидался антракта, а тогда следовал за нарушителем - как можно
подчеркивающе - в буфет или в одно из тех недифференцированных пространств с
широкоэкранным обзором контура Темзы.
"Извините, сэр, но вам известен уровень децибелов неприглушенного
кашля?"
Они смотрят на меня с некоторой нервностью, а я тщательно слежу, чтобы
мой голос также оставался неприглушенным.
"Он определяется примерно в восемьдесят пять. Фортиссимо трубы
соответствует примерно тому же. - Я быстро научился не давать им шанса
объяснить, как они подхватили это мерзкое раздражение носоглотки и никогда
больше не будут, и все прочее. - Так что, благодарю вас, сэр, мы были бы
благодарны..." - и я удаляюсь, а "мы" еще висит в воздухе, как подтверждение
моего квазиофициального статуса.
С женщинами я вел себя по-иному. Как указал Эндрю, существует
неоспоримое различие между "Ты б...дь" и "Ты сука". И еще часто возникала
проблема спутника или мужа, который может ощутить внутри себя отголоски того
времени, когда стены пещер размалевывались огненно-рыжими бизонами,
выполненными в стиле свободного рисунка. "Мы крайне сочувствуем вашему
кашлю, мадам, - говорю я приглушенным, почти врачебным голосом, - но оркестр
и дирижер не черпают в нем поддержки". И это, когда до них доходило,
задевало даже больше, чем загнутое зеркало заднего вида или грохотание по
крыше машины.
Однако мне, кроме того, хотелось, и грохотать по крышам. Я хотел
оскорблять. А потому разработал разные приемы издевательств. Например, я
определял нарушителя, следовал за ним (статистически это обычно был "он")
туда, где он стоял со своим антрактным кофе или кружкой портера, и спрашивал
тоном, который психотерапевты назвали бы неконфронтационным:
"Простите меня, но вы любите изобразительные искусства? Вы посещаете
музеи и галереи?"
Это обычно вызывало утвердительный ответ, даже и с оттенком