"Наталья Баранская. Пантелеймон, Пантелеймоне " - читать интересную книгу автора

не ездила. А еще бы лучше - машину. На машине хоть вокруг света...
Виталий ощутил в ладонях гладкую округлость руля. Руль легко дрогнул,
машина тронулась. Через ветровое стекло он увидел прямую дорогу, далеко
прорезающую лес. Дорога двинулась навстречу, сначала медленно, потом быстрей
и быстрей. Замелькали по сторонам темные ели, светлые березы, и он помчался
туда, где тонкой чертой обозначался стык земли с небом. Впереди появилось
облако, оно стало расти, темнеть, превратилось в тучу. Он въехал в тучу, и
больше ничего не было. Он спал.
Миновало три дня. Все шло, как заведено, но было другим. Виталий и
Маруська не разговаривали, хмурились, спали поврозь.
Маруська думала: ладно, что было, то прошло, может, и правда не
обманывал он ее, раз так разобиделся. Заговаривать она первая не станет, но
и дуться больше не будет - скорей бы наладилось все по-старому.
На четвертую ночь Виталий пришел к ней. Она улыбнулась, подумала: "Ну,
вот и сладилось". Но он и слова ей не сказал, не поцеловал ни разу, а потом
ушел обратно к себе на диван. Маруська выругала его скверным словом. Теперь
она не сомневалась: случилось самое страшное - влюбился он.
Она решила непременно завтра же, попозже, украдкой от соседей, сходить
к бабке Липе. Бабка в этих делах крепко понимает. Вот в прошлом году сделала
она одному парню. Парень обещал девчонке жениться, а как узнал, что она
беременна, бросил. Девчонка любила, чуть не удавилась. Кто-то ее послал к
бабке. И что же? Она только чего-то пошептала, а парня вскоре от еды отбило,
похудел, даже желчь в нем разлилась. В больницу положили. А как вышел из
больницы, так сам к девчонке: давай, говорит, поженимся. Женились с пузом
уже. Ничего, живут, как все. Пацаненок у них. Вот как она умеет, бабка Липа!
В субботу Виталий пошел с дочкой в зоопарк. Маруська вздохнула с
облегчением - ссора давила ее, да и убираться без них свободнее. Ей же,
кроме своего, еще кухню пришлось мыть за соседку, та палец порезала. Потом в
баню ходили, а вечером она стирала. Как-то субботу прожили. Зато в
воскресенье извелись совсем: сидели весь день дома и молчали как чурки.
Обычно к обеду в воскресенье Маруська брала четвертинку, а тут не стала:
"Что это я его еще угощать стану". Витька смолчал. Кое-как дотянули до
вечера. "Ну, - подумала Маруська, - если сейчас ляжет со мной, то замиримся,
я уж первая с ним заговорю, черт с ним, с дураком". Но Виталий опять лег на
диване.
Во вторник у обоих был день получки. Маруська пришла с работы
довольная - за октябрь ее рассчитали хорошо, начислили сто шестьдесят, вычли
аванс - сто пять на руки. Оставив Райку во дворе поиграть, чтобы не мешала,
Маруська скинула пальто и сапоги и в платке села за стол.
Бережно сложила она десятки с десятками, пятерки с пятерками -
картинками наверх. Потом начала раскладывать кучками: за квартиру, свет и
газ, за Райку в садик, а это к празднику. Маруська отложила три пятерки,
подумала и добавила еще одну - надо ж девчонке обновочку какую купить.
Потом, не спеша, приглядываясь, выбрала она пять самых новеньких чистеньких
десяток. Эти пойдут в коробку. Остается маловато, ну что ж, еще и Витька
принесет.
Маруська подошла к комоду, сунула руку под вязаную скатерку. Там позади
фотографии в ракушечной рамке лежал ключ от ящика. Взглянула на фото, где
они молодоженами - ишь, хорошие! Лицо у нее полное, веселое, коса вокруг
головы, косу она тогда купила себе. Глаза у обоих получились точками, но все