"Нина Барановская. По дороге в Рай или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева..." - читать интересную книгу автора

- Ты не представляешь, чего мне стоило тебя устроить на это место, на
что я вынужден был пойти. - При этом у него было такое выражение лица, будто
он вынужден был по меньшей мере совратить все руководство обкома профсоюзов,
а заодно и весь женский коллектив дома самодеятельности. - Имей в виду, -
продолжал он, - я тебя знаю. Не лезь на рожон. Осторожность нужна. Надо
удержаться на этом месте во что бы то ни стало. Все залитовать и сразу
вылететь с работы - дело нехитрое. А вот удержаться по возможности дольше на
этом месте... В общем, ты отныне - Штирлиц!
Поэтому, когда я пришла знакомиться с работой, и милейший человек,
настоящий интеллигент (их теперь так мало, что узнаешь их сразу - хотя бы по
правильной русской речи), методист Виталий Владимирович Ганнэлис рассказывал
мне, что "придется иметь дело еще и с этими валосатиками, но тут уж ничего
не поделаешь", я скорбно вздыхала, кроила кислую мину, мол, ну что уж тут,
потерпим, и делала вид, что чуть ли не впервые слышу слово "рок". Штирлиц
так Штирлиц.
Пусть простит мне читатель зкскурс в мою биографию. Я отвлеклась от
основной темы, чтобы было понятно: в силу моих взглядов на жизнь и
обстоятельств самой этой жизни я просто не могла не принять сторону тех, к
кому меня приставили "цензором". И с другой стороны: читателю должно быть
ясно, что наше знакомство с главным героем - с Костей Кинчевым началось
весьма официально. Более того, в ситуации несколько ненормальной. А именно -
он пришел литовать тексты. Пришел на прием, так сказать, к цензору. Это было
весной 1985 года, перед концертом, посвященным закрытию очередного сезона в
рок-клубе.
- Я тут текстики... - и он положил передо мной три листочка. Это были
"Ко мне", "Мы вместе" и "Мое поколение". - Вот... - и подтолкнул листочки
поближе ко мне. - Вот... - снова сказал он и на этот раз подтолкнул в мою
сторону большую шоколадную конфету в красивом фантике.
Я как раз читала "Мое поколение". Это теперь все самые смелые. Это с
позиций сегодняшнего дня такой текст кажется почти безобидным. А в 1985-м...
Понятное дело, без конфеты не залитуешь. Я чуть не рассмеялась. Но памятуя
все время о "штирлице", сделала строгое лицо и спросила:
- Это что, взятка?
- Ну что вы... эт-то... от души это...
Я с несомненным интересом и удовольствием рассматривала своего визави.
А ведь актерище! - помнится, это первое, что я вынесла из нашего знакомства.
Тексты, которые я прочла, ну никак не вязались с его кротким видом. И
экой овцой прикидывается. "Овца" в тот момент решила сменить тактику,
вскинула на меня глаза и посмотрела одним из своих теперь хорошо знакомых
мне взглядов под кодовым названием "ну, тут я, конечно, их всех обаял..." В
этом взгляде была совершенно непристойная смесь сознания собственной
неотразимости, наглости и в то же время беззащитности.
Ну и поросенок же этот мальчишка! - это было основное впечатление от
нашей первой встречи с Костей.
А тексты... Конечно же, залитовала. Тем более, он мне в этом помог.
Каким образом? Над "Поколением" было написано посвящение: "Жертвам событий
13 мая в Филадельфии". Тогда полиция, по сообщениям нашей прессы, убила
несколько человек, взорвав гранату в негритянском гетто. С точки зрения
господ идеологов, все было чисто. А на концертах кто поет посвящения? Никто.
Не сочтите все это за цинизм. Такие ходы диктовало время. И не только в ту