"Марк Барроклифф. Подружка №44 " - читать интересную книгу автора

международном терроризме? Уверен, там без нее не обошлось.
- Хватит хохмить, - надулся Джерард. - Меня интересует ваше мнение.
Фарли глотнул чаю.
- А тебе обязательно называть ее воровкой и шлюхой? - мягко
поинтересовался он.
- Она и есть воровка и шлюха, это мой основной аргумент против нее,
главная мысль письма, - ответил Джерард, старательно размешивая остывший
чай. - Она забрала наш книжный шкаф - а я имею право на половину этого
шкафа. Следовательно, она воровка. И она спала в нашей кровати с этим
волосатым хиппи. Следовательно, она шлюха. Я ее не оскорбляю, только
констатирую факт. И потом, я ведь не называю ее ни шлюхой, ни воровкой, а
только высказываю подозрение, что она шлюха и воровка. По-моему, разница
есть. Это трудно не заметить.
- Уверен, она ее почувствует, - кивнул Фарли, машинально разворачивая
газету. То была рекламная страница, самая его любимая, хотя на моей памяти
он ни разу не ходил в кино и даже не прочел ни одной книги. В Фарли меня
всегда удивляла и несколько тревожила его неспособность заниматься каким-то
одним делом. Он вечно отвлекался еще на что-нибудь: смотря фильм по видео -
болтал по телефону, во время разговора читал газету, при беседе смотрел
вокруг, а не на вас. При этом он почти все успевал, но непонятно было,
вполне ли он понимает, что происходит вокруг. Видимо, обзор жизни
интересовал его больше, чем сама жизнь.
Уже давно я заметил, что его привлекали неуравновешенные натуры; одним
из его излюбленных определений для симпатичных ему людей было "сумасшедший".
Вероятно, здесь и крылась причина: он предпочитал тех, у кого хватало
вежливости представить в ярких цветах особенности своего характера, дурно
воспитанным глубоким многозначительным типам, к которым приходится долго
приглядываться, прежде чем поймешь, что они собой представляют. Иногда я не
понимал, за что он любит меня; с одной стороны, я не отношу себя к унылым
занудам, с другой - несколько встревожился, узнав, что за глаза Фарли обычно
называет меня "сумасшедшим Гарри". Хотя, пожалуй, все лучше, чем "Толстый"
(так окрестил меня Джерард).
Джерард зовет меня толстым, несмотря на то - а точнее, именно
потому, - что я болезненно отношусь к своему весу. Нет, на самом деле я
совсем не толстый: при росте метр восемьдесят три вешу всего девяносто шесть
килограммов, но, чтобы соответствовать своему внутреннему образу, мне нужно
выглядеть, как тот русский чемпион мира по спортивной гимнастике. Поэтому
вообще-то я признаю, что полноват, если вы следите за ходом моей мысли.
Имея такие недостижимые идеалы, человек послабее уже давно пал бы
духом, но я принимаю меры, чтобы всегда выглядеть хорошо. Я научился
вставать в очень выигрышную позу перед зеркалом, скрестив руки на груди,
дабы подчеркнуть натренированные бицепсы. А если при этом еще втянуть живот,
то вид получается просто атлетический. К сожалению, так я выгляжу только под
одним углом зрения из бесконечного множества возможных, но зато находить его
умею безошибочно. Как опытному гончару без раздумий понятно, где нажать
пальцами на ком глины, чтобы вылепить прекрасную вазу, так и мне было бы
трудно не найти нужную точку; я сам бы удивился. Вот я и стою перед
зеркалом, на потеху своим многочисленным девушкам и маме, которая однажды
застукала меня за этим занятием.
Но пелена иллюзий упала с моих глаз лишь недавно, после покупки