"Сергей Алексеевич Баруздин. Тринадцать лет... " - читать интересную книгу автора

уссурийского тигра. Морской коралл...
Вот почти окаменевший, с ракушками кусок мачты фрегата "Паллада",
пролежавшего на морском дне сто лет. Якутский кинжал. Молдавская курительная
трубка. Засушенный мох...
Вот гуцульская дудка. Игрушка из бивня мамонта. И фотографии. И старые
карты. И видавшая виды буссоль. И записные книжки, которые она и сейчас
боялась открыть...
Вдруг Таня обернулась и увидела Тошку.
И отец увидел, раньше увидел, сказал:
- Смотри, Татьян...
Тошка достал из чемодана мамины тапочки. Те самые, которые он так любил
грызть при маме. Те самые, за которые ему всегда попадало. Он отнес тапочки
к Таниной раскладушке и лег рядом. Лег, положив морду на тапочки.

- Пап! - сказала Таня.
- Что, Татьян?
- А я теперь знаю, кем я буду! Обязательно буду!
- Кем, Татьян?
- Геодезистом!

К концу октября море совсем подошло к их дому. Теперь оно плескалось и
бурлило, грохотало и работало галькой, блестело и чернело прямо под самым
балконом. Погода все чаще хмурилась: дождило с грозами и ливнями, горы
стояли в облачных шапках с утра до вечера и с вечера до утра.
По ночам море штормило. Оно билось о берег, билось с перерывами, словно
собирая силы, чтобы посильнее ударить. И хитрило, замолкало на какую-то долю
минуты, потом вздымало волну, и прокатывало ее по гальке прямо к бетонному
основанию набережной, и ударяло по ней. Брызги летели на асфальт и
прибрежную траву, на кусты олеандры и стены дома. Брызги летели на балкон и
на стекла окон.
И когда казалось, что вот-вот море разыграется вовсю, сметет все, что
стоит на его пути - и набережную эту, и дом, и деревья, и кустарники, - оно
стихало, откатывалось назад, освобождая даже пляж с неестественно намытой
стеной гальки, а потом вновь и вновь начинало бросаться на берег, и все
повторялось опять.
И так до утра. Может быть, потому, что утром при свете и большое
страшное море становится чуть другим - проще, ласковее, живее.
И все-таки море было теплее берега, и днем люди продолжали купаться,
проветриваться на ставшем совсем узком пляже, даже в дожди и, уж конечно, в
короткие перерывы между ними, когда над морем появлялось солнце.
Море выбросило на берег мертвого лебедя. Черного, с длинным красным
клювом, распластанными широкими крыльями. Волна била по телу и крыльям,
болтала лебедя по гальке: вперед - назад, назад - вперед. И чуть влево. И
опять влево. Все время влево по берегу. Лебедь, безжизненный лебедь, был
удивительно красив и сейчас, мертвый.
- Геворг, - спросила Таня, - а ты боишься смерти?
- Что? - удивился Геворг. - Что это ты, милая! А чего ее бояться! Все
там будем! Так отец говорит. Он прав! Подумаешь, смерть!
- Пойдем купаться, Геворг, - предложила Таня.
- А-а, неохота что-то!