"Мария Барышева. Мутные воды дельты" - читать интересную книгу автора

Люди за парапетом и на лестнице шепчутся и качают головами. Кто-то
осторожно крестится. Среди зрителей уже достаточно женщин, и многие из них
всхлипывают по покойнику - не обязательно потому, что им очень жаль Сережку
(как я уже говорил, до него никому не было дела), просто так положено. По
толпе летает одно и то же: "Потонул пацан! Доплавался!"
Если бы мы своими глазами не видели тело там внизу, на лестнице, мы бы
в жизни в это не поверили. Серега Бортников утонул! Серый плавал лучше всех
на нашей улице, даже лучше Веньки, он и покрепче Веньки был, и уж если у
кого и был шанс без труда доплыть до острова, так это у него. Он часто
заплывал далеко и в реке чувствовал себя как рыба, и течение ему было
нипочем. Как мог он утонуть? Что с ним случилось?
- Что это у него с ногой? - вдруг хрипло спрашивает Мишка.
На распухшей голени Бортникова огромный синяк - не синяк - полукруглая,
полумесяцем, ссадина на всю голень, словно кожу содрало наждаком или
асфальтом. Я невольно вспоминаю сбитую коленку Виты - похоже, но...
- Может, за парапет зацепило течением, - тускло бормочет Венька. - Или
где по дну проволокло. Содрало.
Больше о ссадине никто не говорит, а вскоре Бортникова увозят, и народ
начинает расходиться. А солнце уже стоит высоко и река весело играет под
ним, она такая же, как и всегда, и в ней весело, зазывно всплескивает рыба.
Но мы быстро, молча сматываем удочки и уходим с набережной. Ни о какой
рыбалке, конечно, уже не может быть и речи.
Отца дома еще нет, а мать уже все знает и обращается со мной бережно,
как с хрустальной вазой. Она даже выставляет передо мной тарелочку с
деликатесом - тонко нарезанной сырокопченой колбасой, но у меня перед
глазами стоит распухшая нога Серого, и тарелочку я отодвигаю. Ухожу в
комнату и забиваюсь в большое старое кресло, в котором обычно сидит отец.
Сегодня я впервые вблизи увидел смерть - смерть реальную. Это не Портянка,
это мальчишка моего возраста, это хорошо знакомый мне мальчишка, и на его
месте мог бы оказаться кто-нибудь из моих друзей, мог бы оказаться даже я,
даже Юй... Смерть омерзительна, в ней нет ничего романтичного, и теперь я
сомневаюсь, что когда-нибудь поплыву на остров. Я даже не знаю, смогу ли
теперь купаться в Волге и ловить рыбу, как раньше.
Отчего-то меня очень беспокоит ссадина на ноге Бортникова, эта большой
полумесяц содранной, стертой кожи, и я пытаюсь сообразить, откуда она могла
взяться, но ничего придумать не могу. Почему мог утонуть Серый? Ударился
головой? Свело ногу? Зацепился за что-нибудь? Или его утопили?
Через полчаса с рыбалки возвращается отец. Он все знает и он расстроен.
А я отчего-то очень рад его видеть и догадываюсь, почему - потому что он
вернулся с реки - вернулся целым и невредимым.
Ночью я долго не могу заснуть. Я все думаю о Сером, о его
обезображенном лице, о ссадине полумесяцем, о мартыне, которого затянуло в
воду, о плакатном мальчике тонущем в нарисованных синих волнах, и о
мутно-желтой реке, в которой тайн больше, чем коряг, и она хранит эти тайны
свято. В комнате очень жарко, но я натягиваю простыню до бровей, как щит.
Сейчас я не самостоятельный тринадцатилетний мужчина, сейчас я обычный
тринадцатилетний пацан, и мне страшно.


* * *