"Мария Барышева. Мутные воды дельты" - читать интересную книгу автора

начинает сматываться вниз, но Венька наступает на нее. Его трясет, словно он
очень сильно замерз. Улов Архипыча тихо качается под водой, его очертания
смутны, но теперь уже хорошо видно, что это никакая не коряга - это человек.
Я хватаюсь за парапет - мне кажется, что я снова начинаю куда-то улетать. Но
это почти сразу проходит - все чувства пересиливает неумолимое любопытство,
и я пытаюсь получше рассмотреть, кто там, под водой.
Спустя несколько минут на набережной поднимается переполох. Часть
рыбаков свесилась за парапет или столпилась на уходящей в воду лестнице,
часть суетится вокруг Архипыча, который мешком привалился к парапету и,
прижав руку к груди, тяжело дышит. Его посиневшее лицо покрыто крупными
каплями пота. Кто-то уже побежал звонить в "скорую" и милицию. Народу на
набережной все прибывает и прибывает - новости в Волжанске разносятся
быстро. Удочки забыты - сейчас уже не до рыбалки.
Вскоре приезжают врачи и милиция. Врачи почти сразу отбывают, увозя с
собой Архипыча, а милиционеры пытаются разогнать толпу, но у них ничего не
получается. Тогда они просят хотя бы убрать детей, то есть нас, но это тоже
невозможно. Утопленник - это событие, которого мы не можем пропустить, мы
просовываем головы в малейший зазор между телами взрослых, мы висим на самом
краю парапета с риском свалиться в воду, мы протестующе верещим, и в конце
концов нас оставляют в покое, и мы выбираем себе позицию поудобней, откуда
все видно отлично, и наблюдаем, как милиционеры с помощью добровольцев из
рыбаков помоложе вытаскивают труп на лестницу. Один из рыбаков держит удочку
Архипыча, и выглядит это настолько обычно, словно там, внизу, вытаскивают не
мертвого человека, а особо крупного сазана.
Мы, сидя на парапете, жмемся друг к другу. Нам и жутко, и сладко
одновременно. В этом возрасте любопытство - преобладающее чувство, все
остальные, в том числе страх и отвращение, плетутся где-то в кильватере, и
мы жадно смотрим вниз. Нам уже доводилось видеть утопленника - прошлой
весной. Но тот, Гошка Хрычев, по прозвищу Портянка, известный алкаш, утонул
еще осенью, вмерз в лед, и по весне его нашли, вырубили изо льда и так, в
ледяной глыбе, и привезли на берег. Зрелище было мерзкое - не человек, а
распухшая сине-зеленая безлицая и безглазая кукла с лохмами отстающего мяса,
уже изрядно попорченная рыбами. Этот же выглядит много лучше, хотя и над ним
успели поработать рыбы. Но он мал ростом, он почему-то очень мал ростом, это
не взрослый человек, это мальчишка, и когда перед нами мелькает его лицо, мы
невольно вскрикиваем от изумления и ужаса. Его еще можно узнать. Это Сережка
Бортников.
Мы ошарашенно переглядываемся, и лицо Мишки мертвеет - он единственный
среди нас поддерживал с Серым отношения, которые с натяжкой можно назвать
"дружескими". Получается, все время, пока мы думали, что Серый объедается
арбузами где-то на бахчах, его в реке объедали рыбы. На Бортникове только
короткие шорты - в них, без майки, он обычно и ходил, и купался - потому-то
и не удивительно, что никто не нашел его одежду и не встревожился. Я
вспоминаю о треснувшей поперек сандалии, за которую зацепился Виткин
крючок, - значит, это действительно была Серегина. В воду она могла попасть
как угодно - сандалии могли случайно уронить, столкнуть со ступеньки, где
многие купающиеся оставляют обувь, могли, наконец, просто выбросить - в
шутку или назло.
Значит, все это время, пока мы рыбачили, Серый был там. Я пытаюсь
вспомнить, когда же он пропал - четыре дня назад? Пять?