"Керт Басьек. Исповедь (Сб. Кровь? Горячая!")" - читать интересную книгу автора

там заразился, избавиться было непросто. Я был весь на взводе - взвинчен и
раздражен. Зубы болели и ныли. Горячая боль поселилась в горле. Мне нужно
было напиться крови. Но если бы только напиться.., у меня в холодильнике
всегда есть запас свежей плазмы, так что от голода я не умру. То, что
терзало меня сейчас, было гораздо сильнее жажды.
Кровь живых - постоянное искушение для вампира. Но я никогда ему не
поддавался. Когда пять лет назад я (Кстати, что? Возродился? Проснулся?
Очнулся?) на свалке неподалеку от Бликера и буквально физически ощутил,
как моя человеческая природа растворяется в небытии, словно далекие
воспоминания детства, я поклялся себе, что никогда не забуду, кем я был
раньше, что я никогда не поддамся нечеловеческим, извращенным инстинктам
своего нового естества. Как будто одной силой воли я мог удержать при себе
хотя бы подобие воспоминаний о том, что это такое - быть живым. Я - вампир
новой эпохи. Чувствительный. Благопристойный и благонравный. Собрания
Анонимных алкоголиков помогают мне держаться. Я знаю, что я не один, что
есть и другие, которые могут сопротивляться своим разрушительным
устремлениям. Загадывай только на день вперед, довольствуйся малыми
достижениями - таково кредо этой организации. Не давай страшных клятв, что
никогда больше не будешь пить. Постарайся остаться трезвым хотя бы
сегодня. Вот так я и живу. Конечно, бывают такие ночи, когда мне
становится невмоготу. Но в эти ночи я просто не выхожу из дома, сижу за
запертой дверью со своей плазмой и томиком Остен или Элиота - с любой
патетической книжкой, которая утверждает величие человека. Так мне удается
держаться. На самом деле жажда - не такое страшное проклятие. Жажда
преодолима.
Мимо прошли две девчонки то ли из металлистов, то ли из новых готов:
черные легинсы, черная кожа, серьги в виде распятия. Распятия отдались во
мне обжигающей болью. Но она меня не проняла - когда я в таком состоянии,
я заслуживаю эту боль. Меня проняла мысль о тонкой иголке, которая
прокалывает мочку уха, о мгновенной жалящей боли, о капельке крови,
выступившей из крошечной дырочки. Они о чем-то увлеченно болтали и не
заметили меня. За что я был очень им благодарен. Они прошли мимо, но я еще
долго чувствовал их присутствие - два сияющих облачка, сотканных из тепла
и жизни и пульсирующих энергией, что высвобождается при каждом биении
сердца. Мне хотелось развернуться и бежать следом за ними. Но я заставил
себя идти вперед.
Мне оставалось пройти семь кварталов до дома. На улицах было людно.
Обычно я как-то справляюсь с толпой - когда женская грудь на секунду
прижмется ко мне в тесноте и давке, когда кто-то случайно заденет меня
бедром, когда из сплошного потока на миг проступят сверкающие глаза или
яркие губы, нежное горло, живая плоть, - но в ту ночь я не мог закрыться,
отгородиться от этого рева горячей крови, который бил мне по нервам с
каждым ударом чужого сердца. Перед глазами опять встал кровавый туман, и я
плыл в этом тумане от одного алого сгустка к другому - я больше не видел
людей, я только чувствовал шум их крови, - а жажда внутри нарастала, грозя
превратиться в штормовую волну, которая накроет меня с головой и увлечет
за собой. Я стиснул зубы и упрямо пошел вперед, глядя себе под ноги.
Впереди на углу я заметил двух женщин в шерстяных пальто. Они стояли
у маленького раскладного столика, раздавали прохожим брошюрки общества
защиты животных и настойчиво требовали подписать какое-то воззвание.