"Луи Басс. Роскошь изгнания " - читать интересную книгу автора

Когда я добрался до дому, близилась ночь. Небо над головой еще синело,
но деревья в парке были уже черны.
В те далекие дни я жил в Гринвиче и был счастлив. С тех самых пор, как
в пятьдесят девятом пришлось покинуть Оксфорд, я считал Гринвич своим домом.
Тридцать лет спустя я приобрел там большой участок. Имел два высоких дома в
георгианском стиле, с террасами: в одном - небольшие однокомнатные
квартирки, в другом - роскошные апартаменты. Кроме того, я владел двумя
модными антикварными магазинами и двумя бутербродными, обе с квартирами в
верхнем этаже. Все это, за исключением бутербродных, я прикупил по дешевке в
шестидесятые годы, и теперь земля, дома и магазины стоили целое состояние.
Сами мы жили на большой, величественного вида ампирной вилле. Она была
настолько роскошной, просто по-королевски роскошной, что даже мне самому
часто становилось не по себе, когда я только въехал в нее. Мне тогда едва
исполнилось тридцать, и каждый раз, подходя к дверям, я оглядывался, нет ли
поблизости представителей закона. (Людям, занимающимся торговлей
антиквариатом и недвижимостью, часто приходится идти на сделки с совестью -
это издержки профессии.) Потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к
тому, что это действительно моя вилла.
Она располагалась близ дороги, и к ней вел полукруглый подъезд, где я
тем вечером и остановил, как обычно, свою машину.
Теперь постарайтесь представить, что вы со мной. Постарайтесь услышать,
как это слышал я, тихое урчание мотора "рейнджровера" и хруст гальки под
колесами, звук, в котором столько от Англии, от богатства и счастья, от
домашнего уюта. Теперь вы слышите стук надежной тяжелой двери. Высокий
мужчина средних лет идет к дому. У него седеющие волосы, достаточно длинные,
чтобы придать ему сходство с художником, и тонкий, как нож, нос. Костюм и
старинный "Филипп Патек" на руке дают представление о его богатстве.
Ни за что не скажешь, что в кармане безукоризненного костюма у этого
типа лежит подобная литературная находка или что он вообще интересуется
книгами. Глядя на то, как он плавно скользит в чересполосице теней, двигаясь
с непринужденностью человека, который никогда не знал поражений,
естественней подумать, что это просто очередная акула бизнеса.
На освещенном крыльце он останавливается и, обернувшись, смотрит в
сторону парка, вертя кольцо на пальце. На мгновение в его глазах появляется
выражение тревоги и усталости, даже, может быть, боли. Он перестает играть с
кольцом и легко касается желудка.
Он успокаивает себя и входит в дом. Синева в небе сменяется тьмой.

Элен была на кухне. Соблазнительно пухленькая, когда мы поженились,
теперь она превратилась в грузную женщину с тяжелой постменопаузной грудью.
Она не пользовалась косметикой, не подкрашивала седеющих волос и ходила в
неизменных бесформенных юбках и мохнатых свитерах. По причине этих перемен,
а не вопреки им, какие-то чувства к ней еще тлели на пепелище моего среднего
возраста.
Когда я вошел, она отложила книгу, которую читала, и плавно скользнула
мне навстречу с величественностью крупной женщины. Обняв меня, она положила
голову мне на плечо, словно собираясь заплакать или заснуть. Ее голос был
нежен.
- Я люблю тебя, Клод.