"Луи Басс. Роскошь изгнания " - читать интересную книгу автора

расстался.
Вернон сосредоточенно упрятал бумаги во внутренний карман и раза
три-четыре похлопал себя по пиджаку, чтобы убедиться, что они действительно
там. Потом побрел к двери, двигаясь осторожней, чем всегда. Только когда он
добрел до лестничной площадки и слегка покачнулся, словно голова у него
закружилась, я понял, что Вернон пьян.

Когда он ушел, я снова перечитал письма, в которых говорилось о
Байроне, и едва не вывихнул мозги, пытаясь понять, что скрывает шифр.
Обычная любовная связь Амелии и Гилберта не требовала подобной
конспирации. Если англичанин оказался вовлеченным в хитросплетения
итальянской политики того времени - как был вовлечен Байрон, - тогда для
чего было писать об этом Амелии? Разве только само имя "Амелия" не означает
нечто иное...
Измученный, я встал и подошел к окну. Уже смеркалось, оранжево мерцали
уличные фонари. Внизу я увидел Вернона, медлительного, как всегда, который
еще только выходил из магазина. Я смотрел, как он плетется, словно за
гробом, по темной улице, внезапно вновь ставший незнакомцем: сутулящийся
старый человек в бежевом пальто, возвращающийся в жизнь, о которой я ничего
не знал, но наверняка, я это чувствовал, цепеняще-одинокую.
После двух месяцев горечи и взаимных упреков мы с Верноном наконец
стали настоящими партнерами. Я с новым чувством привязанности смотрел, как
он появляется в конце улицы, в то же время с необъяснимым вниманием следя за
его движениями, словно они могли что-то поведать о нем. Я тогда понял, что
Вернон сам - тайна, с его сдержанностью, аккуратностью в одежде и острым
умом, еще один шифр, ожидающий, чтобы к нему подобрали ключ.
Потом без всякого предупреждения мне было нечто вроде видения. Мне
явился Байрон в Венеции, сидящий за письменным столом. Я отчетливо видел
его, от напомаженных завитков волос до щегольского ворота рубашки:
полноватый, но красивый мужчина, лицо освещено снизу пламенем свечи, перо
летает по странице, он что-то пишет и исправляет, бормоча себе под нос,
словно в ярости. Город погружен в тишину, час предрассветный. Снаружи,
слышу, доносится тяжелый плеск гнилой воды канала.
Что он пишет?
Маленькая напряженная фигурка Вернона исчезла, свернув за угол. Улица
окончательно опустела. Я возвратился к столу. В душе было полное смятение. Я
чувствовал, что если сейчас же не перестану думать о шифре Байрона и
Гилберта, то сойду с ума. Затем я понял, что нужно сделать: пойти домой и
все рассказать Элен. Я сунул письма в карман, выключил свет и покинул офис.
Внизу, в магазине, царила полутьма. Стеллажи с книгами, горбящиеся
вдоль стен, казались огромными. Я подошел к входной двери и включил недавно
установленную охранную сигнализацию, в которой Вернон не видел решительно
никакого смысла.
Прежде чем выйти на улицу, я оглядел зал. В полутьме выделялся
единственный белый предмет. Ровная струйка света с улицы падала на него, и
казалось, что он светится, плывя в темноте.
Когда дверь со скрипом захлопнулась, у меня возникло отчетливое
ощущение, что мраморная голова Байрона слегка повернулась на звук.

3