"Г.Бейтс. Философическое путешествие (Сб. "Современная английская повесть")" - читать интересную книгу автора

со всей силой. Мало того, к ней присоединился букет разнообразных резких
запахов - рыбы и бекона, соленых огурцов, бараньих котлет, сосисок,
вареной свинины, уксуса.
У красных пластиковых столиков, за которыми сидели несколько водителей
- причем почти все ели сосиски с пюре, запивая их дымящимся чаем из
огромных кружек, - суетилась крупная дебелая девица лет
семнадцати-восемнадцати, с толстыми руками и самодельным перманентом на
льняных волосах. Эти всклоченные волосы придавали ей сходство с соломенным
чучелом, казалось, оно только что выскочило из темноты, где его что-то
смертельно перепугало.
- Мама, мама, гляди! Нигглер приехал!
Голос у девушки был тягучий, обволакивающий. Мистера Фезерстоуна даже
передернуло, когда он его услышал, будто ему ни с того ни с сего влепили
смачный тошнотворный поцелуй.
- Я мигом, Фезер, - сказал Нигглер, - только в кухню наведаюсь.
Располагайтесь как дома. Как делишки, Эди? - спросил он дебелую девицу. -
Это мой приятель, мистер Фезер. Он с удовольствием выпьет чайку.
- Вы случаем не родственник миссис Фезер? - спросила девушка и зычно,
добродушно расхохоталась прямо мистеру Фезерстоуну в лицо, так что ее
могучая тугая грудь мелко затряслась. - Признавайтесь, чего уж там!
- Моя фамилия - Фезерстоун, - ответил он.
А тем временем в кухне Нигглера душила в жарких, страстных объятиях
дородная женщина, которая раньше жарила сосиски. От наплыва чувств она
едва не лишилась сознания.
- Нигглер, Нигглер, наконец-то! Я уж и не чаяла тебя дождаться!
И она снова кинулась целовать Нигглера, он же принимал бурные
изъявления ее любви скорее философски, чем с видом истосковавшегося
любовника.
- Не мог я, Лил, никак не мог. Пришлось на той неделе ехать на север, в
самый аж Донкастер.
С уст Лил сорвался стон, казалось, она вот-вот зарыдает от облегчения и
радости, и Нигглер в знак утешения нежно погладил ее по груди.
- Ой нет, что ты, не надо, - возразила она. - Я и так уже сама не
своя...
Вся трепеща, она с трудом заставила себя отвести его руку и повернулась
к огромной чугунной сковороде, где, шипя и лопаясь, жарилось десятка три
сосисок. При всей своей неброскости Лил была очень привлекательна. Лицо
нежное, гладкое, будто фарфоровое, завитые перманентом пышные каштановые
волосы венчают голову, как шлем. Большие темно-карие глаза ярко блестят,
на пухлых сочных губах вечно играет улыбка.
- Ну говори же наконец, Нигглер, миленький, а то я совсем извелась - ты
привез?
Нигглер сделал вид, что заинтригован и удивлен и решительно не
понимает, о чем это его спрашивают.
- Привез? Что я должен был привезти?
Лил испустила еще более глубокий вздох, уже совсем похожий на рыдание,
и, позабыв о сосисках, срывающимся от волнения голосом объявила, что
спрашивает о кольце - обручальном кольце.
- Ты же обещал, что на этот раз обязательно привезешь. Честное слово
дал.