"Фил Бейкер. Абсент " - читать интересную книгу автора

счастье, всю жизнь.

Менее снисходительный портрет Верлена мы найдем в книге Макса Нордау
"Вырождение". Нордау считал "вырождение" псевдоклинической болезнью,
поразившей европейскую культуру, а Верлена - своим главным примером, не
только из-за "монгольской физиономии" <Часто писали, что у Верлена китайские
или монгольские скулы и глаза.>и "безумной, необузданной похоти", или даже
того, что он был "припадочным алкоголиком", но прежде всего из-за
мистической неясности и намеренной "туманности" его стихов, часто не
способных обозначить что-либо конкретное, с рифмой, определявшей направление
мысли. "Еще один признак умственной слабости - сочетание абсолютно
несвязанных существительных и прилагательных, которые намекают друг на друга
через бессмысленные блуждания ассоциаций или через сходность звучания".
Нордау считает это знаком того, что мы назвали бы шизоидным мышлением, хотя
даже ему приходится признать, что "под рукой Верлена "это" часто приносит
чрезвычайно красивые плоды", "Осеннюю песню" он даже хвалит за "волшебную
печаль". Верлен знал о своей плохой репутации. Иногда он бросал вызов: "Меня
давно считают полным чудовищем...Я не знаю известного человека без такого
ореола - и наоборот". Иногда он занимал скорее оборонительную позицию: "Я
погубил свою жизнь и прекрасно знаю, что всю вину возложат на меня. Могу
ответить одно: я действительно родился под Сатурном..." В самые острые
моменты раскаяния он обвинял во всем абсент, уже упомянутый в конце его
стихотворения, адресованного Франсуа Коппе:

Moi, ma gloire n'est qu'une humble absinthe ephemere
Prise en catimini, crainte des trahisons,
Et, si je n'en bois pas plus, c'est pour des raisons.
<Моя слава - лишь жалкий эфемерный абсент, Выпитый тайно, со страхом
предательств, И если я его больше не пью, у меня на это есть причины (букв.
пер.)>

В "Исповеди" 1895 года Верлен совершенно раскаивался в своей
зависимости от абсента и дал незабываемый набросок более ранней манеры
питья:

Да, целых три дня после похорон моей любимой кузины я жил пивом, и
только пивом. Когда я вернулся в Париж, словно мне не хватало несчастий, мой
начальник стал читать мне нотации из-за того, что я пропустил лишний день, и
я сказал ему не соваться в чужие дела. Я запил; и, так как в Париже пиво
плохое, снова обратился к абсенту. Пил я его вечером и ночью. Утром и днем я
сидел в конторе, где моя вспышка не прибавила мне популярности. Кроме того,
из уважения к матери и к начальнику, я должен был скрывать от них обоих мою
прискорбную привычку.
Абсент! Как страшно думать о тех днях и о более недавнем времени,
которое все еще слишком близко для моего достоинства и здоровья, особенно -
достоинства, если подумать.
Один глоток отвратительной ведьмы (какой дурак назвал ее феей или
зеленой музой?), один глоток все еще пленял меня, но затем мое пьянство
привело к более тяжелым последствиям.
У меня был ключ от квартиры в Батиньоль, где я все еще жил с матерью