"Фил Бейкер. Абсент " - читать интересную книгу автора

А в немощной душе открылась рана.
Незыблемый закон нарушил я.

Более молодой современник Мюссе, Шарль Бодлер, автор "Цветов зла",
считался - особенно по другую сторону Ла-Манша - воплощением порока. На
самом деле он был сложнее. Кристофер Ишервуд попытался определить некоторые
противоречия его натуры: Бодлер - верующий богохульник, неряшливый денди,
революционер, презиравший массы, моралист, очарованный злом, и философ
любви, который стеснялся женщин. В своих "Дневниках" Бодлер пишет: "Совсем
еще ребенком, я питал в своем сердце два противоречивых чувства - ужас перед
жизнью и восторг перед нею. Вот они, признаки невротического бездельника!"
<Русский перевод Е.В, Баевской в кн.: Бодлер Ш. Цветы зла. Стихотворения в
прозе. Дневники М.: Высшая школа, 1993. С. 309.>
Бодлер гениально исследовал новые ощущения, вызванные городской жизнью,
ранним модерном и тем, что мы теперь называем психозом и неврозом. Он
распространил сферу искусства и поэзии на прежде запрещенные предметы,
находя в них новую странную красоту. Был он и приверженцем дендизма, особого
отношения к жизни, даже философии, а не только стиля в одежде. Его не
трогала идея "прогресса", он ненавидел банальность современной жизни и верил
в первородный грех. В конце жизни он стал бояться безумия, пытался бросить
пьянство и наркотики и начал молиться с новой силой не только Богу, но и
Эдгару Алану По (которого он боготворил и переводил на французский), как
молятся святому о заступничестве.
Ишервуд пишет: "Париж научил его порокам - абсенту и опиуму и
экстравагантному дендизму его молодости, который втянул его в неоплатные
долги". Бодлер, как и Мюссе, перевел "Исповедь" Де Квинси и сам бесподобно
рассказал о гашише, опиуме и алкоголе в "Искусственном рае" и в эссе
"Сравнение вина и гашиша как средств умножения личности". В книге Жюля Берто
"Бульвар" есть такая сцена: Бодлер торопливо входит в "Cafe de Madrid",
садится за столик, отодвигает графин с водой, говоря при этом: "Вид воды мне
противен", а затем, "невозмутимо и отрешенно", выпивает два или три абсента.
Бодлер не писал специально об абсенте, а всякий крепкий напиток называл
"вином". Возьмем его известное стихотворение в прозе "Пейте!"
("Envirez-vous" - "напивайтесь", "опьяняйтесь").

Пьяным надо быть всегда. Это - главное, нет, единственное. Чтобы не
чувствовать ужасного ига времени, которое сокрушает плечи и пригибает вас к
земле, надо опьяняться без устали. Чем же? Вином, поэзией, добродетелью, чем
угодно, лишь бы опьяняться.
И если на ступенях дворца, на зеленой траве оврага или в угрюмом
одиночестве комнаты вы почувствуете, очнувшись, что опьянение слабеет или
исчезло, спросите у ветра, у волны, у звезды, у птицы, у часов - у всего,
что летит и бежит, плачет и стонет, катится, поет, говорит наконец: "Который
час?" И ветер, волна, звезда, птица, часы ответят вам: "Пора опьяняться!
Чтобы нас не поработило время, пейте, пейте всегда! Опьяняйтесь вином!
Вином, поэзией, добродетелью, чем угодно".

Стихи - не только о вине, хотя многие, от Рембо до Доусона и Гарри
Кросби, позднее вели себя так, словно речь шла лишь об этом. Вино для
Бодлера - символ, почти как в персидской мистической поэзии, а настоящая